Стеклянная Крепость

Дрейк Дэвид

— Тропу проложили не люди, Гаррик, — ответила Птица. У нее вошло в привычку лететь впереди и садиться на выступ скалы или дерево прямо на краю поля зрения Гаррика, примерно в дюжине футов от него. — Пещера, в которой жил мой народ, привлекала посетителей еще до того, как на этой земле появилась разумная жизнь, хотя те, кто проложил тропу, были разумны.

Гаррик подумал, не спросить ли о чем-нибудь еще, но потом решил этого не делать. Птица показала себя другом. Если она добровольно не предоставляла информацию, то, вероятно, была причина для ее скрытности.

—

Я тебе не друг, Гаррик, — сказала Птица тоном сухого неодобрения. — Наши цели случайно совпадают, вот и все. Но я не причиню вреда, ни тебе, ни твоим близким по моему собственному выбору.

— «Хотел бы я быть уверен, что это относится ко всем людям, которые считают себя моими друзьями», — подумал Гаррик. — «И особенно к тем, кто говорят, что они друзья принца Гаррика». Он ухмыльнулся, но вслух ничего не сказал.

Стены утеса были покрыты папоротниками и эпифитами, некоторые из которых широкими серо-зелеными лентами, словно гобелены, свисали далеко вниз по скалам. Когда Гаррик увидел верхушки деревьев, торчащие из центра, он подумал, что, должно быть, приближается ко дну ущелья. К тому времени, когда он спустился достаточно далеко, чтобы оказаться среди них, то увидел, что ошибался: стволы были тусклыми колоннами, исчезающими далеко внизу.

— Деревья на этом уровне достигают трехсот футов в высоту, — сказала Птица. — Пройдет некоторое время, прежде чем мы доберемся до низа. Если только ты не поскользнешься.

— Это была шутка, Птичка? — спросил Гаррик.

— Нет, — ответила Птица. Затем она щелкнула двумя частями тела — не клювом — и сказала: — Стоп. Я что-то слышу. Банда Коэрли двинулась вверх по тропинке.

Пока Гаррик карабкался и скользил вниз по тропинке, он время от времени слышал звуки на фоне грохота водопада: гулкое карканье, звон, похожий на звон колокольчика, и один раз пронзительный крик, как у ребенка, которого разрывают на части. Он оставил свой топор и нож за поясом, потому что ему нужны были свободные руки, чтобы безопасно передвигаться; несмотря на это, он дернулся к оружию, когда услышал крик.

Теперь, скорчившись там, где тропинку пересекала расщелина шириной с его ладонь, он ничего не слышал. — Что бы ты порекомендовала? — спросил он, шевеля губами, не издавая ни звука.

— Отойди, по крайней мере, на двадцать футов от тропы и стой очень тихо, — сказала Птица. Затем она добавила с бесстрастным извинением: — У Коэрли нет определенного времени, чтобы воспользоваться порталом в пещере. Встретим ли мы кого-нибудь или нет, это чисто случайное дело.

— Ты не говорила мне, что это будет легко, — одними губами произнес Гаррик, бочком пробираясь через край тропы.

Склон здесь был более пологим, чем во многих других местах, менее чем один к одному, но скала была покрыта гладким, как волос, мхом. Он нашел трещину, в которую можно было просунуть большой палец правой ноги, затем перенес на нее свой вес и потянулся вниз левой рукой. Не было ничего лучше, чем ухватиться за горсть мха, короткого и скользкого, но он цеплялся за него изо всех сил.

— Справа от тебя есть корень, — сказала Птица, порхая в воздухе рядом с ним. — Он тонкий, но тебя выдержит.

Гаррик

провел рукой по камню и нащупал корень, ползущий вверх по скале от растения, растущего ниже. Он был не толще куска бечевки, но присоски удерживали его на камне, как плющ на кирпичной стене. Он зажал корень между большим и указательным пальцами, боясь обхватить его всей рукой, чтобы не оторвать его от скалы.

Теперь Гаррик мог слышать Коэрли, резкие ритмы их голосов. Он не мог сказать, сколько их было, но сомневался, что смог бы справиться с одним здоровым воином в своем нынешнем состоянии.

— Хотя, мы бы попытались, — предостерег призрак в его сознании; и, конечно, он бы попытался и умер, пытаясь. Но лучше избежать этой проблемы.

— Здесь пятеро воинов и их вождь Груног, — сказала Птица. — У Грунога нет женщин, но он надеется завоевать достаточный престиж на этой новой земле, чтобы стать могущественным через два года, а может быть, и через три.

Топор Гаррика был за поясом, но когда он прижался к скале, лезвие вонзилось ему в тазовую кость. С ним все было бы в порядке, если бы он переложил топор перед тем, как сойти с тропы, но он не подумал об этой проблеме, пока она не ударила его.

Держась только руками, Гаррик убрал правую ногу с трещины и нащупал под собой еще одну опору для носка. Он был уверен, что из-под топора течет кровь. Как только он нашел другую безопасную точку опоры, у него свело правую руку в ответ на рану в плече. Гаррик потерял хватку и, продираясь сквозь растения, рухнул вниз по склону утеса. Он улетел на пятьдесят футов ниже того места, откуда стартовал. Над ним возбужденно кричали Коэрли.

— «Это моя вина!» — подумал Гаррик. Умом он понимал, что на самом деле в этом нет ничьей вины: он довел себя до предела, и если иногда это означало, что он переходил грань — в данном случае, в буквальном смысле, — то это было неизбежно.

Но он все равно винил себя.

— Сюда! — позвала Птица, порхая вокруг ближайшего высокого ствола. Гаррик поднялся на ноги и последовал за ней.

Он потерял топор, но нож воткнулся по рукоять глубоко в землю рядом с ним. На бегу, он схватил оружие — цельный кусок полированной твердой древесины. Вероятно, ему повезло, что нож не прошел насквозь через бедро.

До тех пор, пока Гаррик не пустился бежать, ему и в голову не приходило, что он может серьезно пострадать при подобном падении. Дузи, он мог погибнуть... И он знал это, но не позволял себе думать об этом, потому что это могло привести к тому, что так оно и будет. Это была суеверная чепуха!

— А у солдата, который не суеверен, мозги как у овцы! — сказал Карус. — Кем бы ты ни был, невезение может убить тебя. Ты можешь молиться Великим Богам или доверять своему счастливому кинжалу, который был у тебя в твоей первой битве, но что-то может произойти.

Гаррик мог видеть лучше, чем он ожидал. Его глаза, казалось, приспосабливались к большему, чем обычно, полумраку, но в основном это были фосфоресцирующие грибы, покрывавшие участки деревьев и земли. Почва была суглинистой, и влажной, с толстым слоем опавших листьев. Многие из опавших листьев источились, превратившись в синие, желтые и смутно красные скелеты, которые были бы серыми, если бы было, хоть немного больше окружающего света.