Стеклянные тайны Симки Зуйка
Шрифт:
– Милый ты мой, да за что же? Ведь мы же не стали обманывать друг друга…
Симка посопел и попытался вытереть мокрый нос о плечо. Тетя Нора кашлянула и сказала:
– Только давай больше не станем гулять по ночам в одиночку. Договорились?
– Ладно… – прошептал Симка.
Тетя Нора худыми прохладными пальцами взяла его за плечи, посадила рядом.
– А где же ты бродил-то столько времени?
– Я… дошел до залива…
– С ума сойти… – шепотом не то ужаснулась, не то восхитилась тетя Нора. –
– Там… такой свет… И еще я встретил мальчика…
Он стал рассказывать и слово за слово выложил все. И про бесконечный проспект, и про янтарный свет над водами, и про мальчика с корабликом. И даже про свою печаль, что расстались навсегда…
– Надо было обменяться адресами… – запоздало пожалела тетя Нора.
– Не подумал как-то… Да, может, ему это не надо…
– Мне кажется, ему это было надо . Как и тебе… Но что теперь поделаешь. Будешь вспоминать…
– Буду… – И вдруг вырвались слова, которых он тут же застеснялся: – Тетя Нора, он такой… весь как из света… – И чтобы унять навалившееся смущение, быстро добавил: – Я подарил ему свой значок. Тот, стеклянный…
– Вот как! И не жаль?
– Не-а… Он ведь сказал мне про баркентины.
– Я отдам тебе свой значок…
– Да что вы! Не надо…
– Отдам. Мне-то он зачем? А у тебя будет память. И об этом мальчике, и… вообще…
– Спасибо… – выдохнул Симка. И от того, что все закончилось так хорошо, опять чуть не всхлипнул.
– Ты, наверно, хочешь спать! – спохватилась тетя Нора.
– Совершенно не хочу… – Симка чувствовал, что не уснет до утра.
– Признаться, и я тоже… Кажется, сегодня ночь удивительных открытий… У подруги, с которой мы нынче встретились, оказывается, хранилась старая тетрадка с переписанной поэмой. Ее автор – замечательный поэт…
– Блок? Или Пастернак?
– Нет… Блок и Пастернак не запрещены, хотя Пастернаку сейчас и несладко. А этого поэта… велено было забыть полностью… Но это, мальчик мой, разговор между нами. Ладно?
– Да…
Симка сказал это с привычным пониманием. Потому что разговор «между нами» был у них не первый. Тетя Нора не раз уже, увлекшись, проговаривалась о том, что все очень непросто в нынешней жизни. А потом, спохватившись, просила, чтобы Симка нигде не повторял ее слова. «Я боюсь не за себя, мне-то что терять. А тебе надо быть осторожным». И Симка, хотя и не во всем соглашался, понимал, что осторожность необходима.
Тетя Нора продолжала:
– Его звали Николай Степанович Гумилёв… Когда-нибудь его книги все равно вернутся к читателям, и люди поймут, что это был один из замечательных русских поэтов…
– А почему его запретили?
– Обвинили в двадцать первом году, что замешан в заговоре против советской власти. Арестовали и расстреляли.
– А он правда был замешан?
– Едва ли… Скорее
– Он был белый офицер, да? – шепотом спросил Симка. Потому что в комнате будто и сейчас повеяло духом заговора.
– Он был просто офицер. В четырнадцатом году, когда началась война с Германией, он пошел на фронт добровольцем и уже там заслужил офицерский чин. Сражался очень храбро, получил Георгиевские кресты… А в белой армии он не воевал. Во время Гражданской войны жил в Петрограде, читал лекции по литературе. А потом – вот… Говорят, Горький пытался заступиться за него, но безуспешно… Расстреляли и зарыли неизвестно где одного из лучших поэтов Серебряного века. Так назывались те годы в поэзии…
Симка опасливо молчал и ежился, хотя было совсем не холодно.
Тетя Нора заговорила опять:
– Он был не только знаменитый поэт, но и ученый. Путешественник. Изучал Африку, бывал там в экспедициях… И вот однажды он написал африканскую поэму-сказку «Мик». Она про негритянского мальчика и его белого друга… Считают, что это не самое удачное произведение Гумилева, но я прочитала поэму в восемнадцатом году и с той поры буквально заболела ею… всей этой африканской сказочностью и судьбой двух мальчишек… Можно сказать, я растворялась в этой поэме, когда начинала читать и перечитывать… Мне было тогда тринадцать лет. Шурика еще не было на свете… Тебе холодно? Ты вздрагиваешь…
– Нет, это пружина в диване колется… – Симка повозился и замер. – И вы там, сегодня… опять читали эту поэму?
– Кое-какие куски… Я попросила тетрадку на пару дней, чтобы прочитать «Мика» тебе. Если хочешь…
– Конечно, хочу! Давайте сейчас!
– Но… а спать?
– Да не хочется же!.. И вы сказали, что вам тоже…
– По правде говоря, нисколечко… Давай выключим электричество и сядем у окна, света с улицы хватит. Помнишь, как у Пушкина: «Пишу, читаю без лампады…»
Симка не помнил, но кивнул. Это был такой невинный обман, что и не обман даже…
Тетя Нора погасила лампу, и они перебрались к растворенному окну. Там стояло потертое велюровое кресло – «широченное, как душа русского хлебосола» (по словам тети Норы). Она – обычно такая сдержанная, воспитанная – вдруг скинула туфли и забралась в кресло с ногами, как девчонка.
– Садись рядом, тут много места.
Но Симка устроился не внутри кресла, а верхом на пухлом валике-подлокотнике. Откинулся к пушистой спинке. Правую ногу поставил на сиденье рядом с тетей Норой и обнял колено. Так он сможет сидеть и слушать хоть целые сутки.