Стеклянный дом
Шрифт:
Теа не просила его приходить. Если бы он в свое время получше делал свое дело, все могло бы быть по-другому. Она могла бы жить на свободе. Сохранить сына. И отстоять свое доброе имя как писателя.
А теперь – какой смысл все это еще раз баламутить? С другой стороны, иных занятий у нее все равно не было. Визит медсестры Малены напугал ее больше, чем она могла сама себе признаться. Каким образом такая девушка, как Малена, оказалась вовлеченной в драму, разыгрывавшуюся вокруг Теа в течение нескольких десятилетий?
Она видела страх в глазах Малены, слышала напряжение в ее голосе. Малена спрашивала о девушке, которую обнаружили в Мидсоммаркрансене, – о Ребекке Тролле. Каким-то образом выведала, что Ребекка навещала Теа в доме престарелых. И теперь, когда Ребекку нашли мертвой, Малена хотела узнать, о чем
Теа крепко зажмурилась, от души желая, чтобы все оставили ее в покое. Разве ее долгое молчание не является предельно ясным сигналом, что она не хочет говорить о прошлом? Она хорошо помнила, как приняла это решение, – в разгар допроса, на который ее вызвали вскоре после осуждения.
– Ваш сын, – начал полицейский. – Мы подозреваем, что вы убили его так же, как и его отца. Где мальчик?
Ее сердце разорвалось, распалось на отдельные атомы в грудной клетке. Неужели она убила бы собственного сына? Они что, совсем спятили?
Иногда она заставляла себя посмотреть на дело глазами полиции. Она – убийца, осужденная за то, что якобы зарезала ножом человека в собственном гараже. По слухам, она же являлась автором «Меркурия» и «Астероида» – двух книг, которые после публикации вызвали волну возмущения как на страницах культурных обозрений газет, так и в некоторых народных движениях. Их ненавидели и осуждали, их оплевывали и сжигали. Пожалуй, трудно найти примеры изданий последних лет, вызвавших больший скандал.
На этом фоне не было ничего удивительного в том, что Теа подозревали еще и в убийстве собственного сына. Судя по всему, она садистка и психопатка.
Дверь ее комнаты снова распахнулась, влетела та же санитарка.
– Тебе снова прислали цветы. Каждую субботу. Всегда одно и то же.
Размашисто двигаясь, она вынесла вазу со старыми цветами, вернулась уже с новыми. Поставив их возле кровати, повернула букет так, чтобы Теа могла прочесть карточку. Она улыбнулась корявому привету, который тоже оставался неизменным. «Спасибо».
«Не благодари, – подумала Теа. – Это я в долгу перед тобой, куда большем, чем ты можешь себе представить».
А ведь это было хорошее время – до того, как все рухнуло. В конце пятидесятых вышли ее первые детские книжки. Она была тогда очень молода, но в те времена автор бестселлеров еще мог позволить себе жить тихо и замкнуто. Теа нечасто выступала на публике. Ей нравилось встречаться со своими юными читателями, однако она не могла сказать о себе, что обожает детей. Окружающий мир иначе истолковал причины ее выступлений. Газеты писали, что она очень застенчива, и это только способствовало ее популярности. Когда книги об ангелочке Дисии пошли на экспорт, критики просто как с цепи сорвались.
Ее книги называли уникальными как по форме, так и по содержанию. Ангелочек Дисия именовалась героиней иного рода, чем те, кого народ привык видеть в детской литературе. Сильная и независимая. Справедливая. На самом деле она значительно опережала свое время. В пятидесятые и шестидесятые женщин, стремившихся к независимости, все еще считали радикально настроенными. Теа не высказывалась по вопросу о равноправии в публичных дебатах, поэтому журналисты пытались выяснить ее политическую доктрину, анализируя ее книги.
Не обошли вниманием и ее образ жизни. Пока она держала свою судьбу под контролем, немногие статьи писали о ней в пренебрежительной манере. В двадцать пять лет она была незамужней и бездетной. Несколькими годами позднее – матерью-одиночкой. Некоторые осуждали ее, для других она была образцом для подражания. Многие авторы колонок в разделе «Культура» говорили, что ее уклад типичен для современной женщины.
И только один человек на свете знал всю правду – сама Теа. В действительности она терпеть не могла свою роль матери-одиночки, но у нее не было выбора.
Она отдала любимому все, а он отплатил ей, совершив самое ужасное из всех преступлений.
Присутствуют: Урбан С., Рогер М. (следователи), Фредрика Бергман (свидетельница).
Урбан: Подведем итоги состояния следствия на вечер пятницы, когда вы разошлись на выходные.
Фредрика: Мы вынуждены были отказаться от версий, которые невозможно было прорабатывать дальше.
Рогер: Каков был на тот момент статус Спенсера Лагергрена?
Фредрика: Я не понимаю вопроса.
Рогер: Я имею в виду – в следствии. Он уже числился в списке подозреваемых?
Фредрика: Нет, вовсе нет.
Урбан: А почему?
Фредрика: У нас не было фактов насчет его связи с жертвой.
Урбан: Берусь утверждать, что они у вас были. Прослеживалось несколько конкретных связей между ним и жертвой. Вернее, обеими жертвами.
(Молчание.)
Фредрика: В пятницу еще нет.
Рогер: Но у вас имелась брошюра, где Ребекка записала его имя красным фломастером. Это должно было заставить вас задуматься.
Фредрика: Не особенно.
Урбан: Хорошо, понимаю. Но тот факт, что он оказался единственным человеком, способным подтвердить алиби Густава Шёё, должен был заставить вас хоть чуточку удивиться?
Фредрика: Я не посмотрела в журнал расследования перед тем, как уйти с работы. Я и понятия не имела, что Шёё назвал его имя.
Рогер: Как интересно. Но отслеживанием фотографий из Интернета вы занимались?
Фредрика: Там мы получили информацию, которая нуждалась в проверке. По другим версиям у нас такой информации не было.
Урбан: По таким, как причастность Спенсера, к примеру.
(Молчание.)
Рогер: К чему вы пришли по поводу фотографий из Интернета?
Фредрика: Они были сделаны бывшей подружкой Ребекки Даниэллой. Должно быть, она и выложила их в Сеть.
Урбан: Это усиливало подозрения против нее, на ваш взгляд?
Фредрика: Наоборот. Я допускала мысль, что она сделала это, потому что чувствовала себя брошенной и обманутой.
Рогер: А что думал Петер?
Фредрика: В те выходные мне не удалось обсудить с ним этот вопрос. Я только позвонила в субботу Алексу и рассказала, к каким выводам пришла.
Урбан: Какой у него был голос?
Фредрика: Усталый, но мне показалось, что с ним все хорошо. Он собирался на рыбалку с Турбьерном Россом.
Рогер: А потом началась новая неделя. Что произошло?
Фредрика: Сотрудники, занимавшиеся раскопками, позвонили и сказали, что они нашли еще кое-что…
Рогер: Еще один труп?
Фредрика: Они не сказали, что именно.
Воскресенье
Двое мужчин молча сидели в лодке, не сводя глаз с поплавков, которые казались маленькими шариками на неподвижной глади воды. Одна удочка была пластмассовая, другая – из тростника. Сидели рыбаки уже довольно долго.
– Здорово, что ты приехал, – произнес Турбьерн Росс. Он уже говорил это, но решил, что можно и повторить. – Мы с Соней очень рады тебя видеть. Приезжай еще, в любое время.
– Спасибо, я ценю это, – кивнул Алекс.
До этого момента он и сам не понимал, насколько остро ему было необходимо уехать из города. Он опасался, что природа и ее покой будут подавлять его, что он не найдет себе места, заспешит домой. Но эффект оказался прямо противоположный. Свежий воздух и безоблачное небо как будто влили в него новые силы.
Однако ему было очень неудобно, что он так поздно приехал накануне вечером.
Турбьерн и его жена заверили Алекса, что ничего страшного, что они ждали его и готовы поужинать позже обычного. Спрашивали, задержался ли он на работе, – и он отвечал уклончиво. Обычно он старался говорить правду, но нынешняя правда не предназначалась для чужих ушей.