Стеклянный дом

Ульсон Кристина

Петер чувствовал себя спокойно: он знал, что Алекс не обращает внимания на такого рода притянутые за уши рассуждения. Однако оба понимали, что игнорировать Теа Альдрин дальше невозможно. То, что она не могла говорить, уже не имело значения. Они должны навестить ее, попытаться каким-то образом пообщаться. Если удастся доказать ей, что они действуют в ее интересах, есть надежда, что она согласится сотрудничать.

– Завтра мы для начала допросим Вальтера Лунда, – прервал Алекс размышления Петера. – Конечно,

в прессе поднимется невероятная шумиха, но с этим ничего не поделаешь. Мы должны разобраться в этом его кураторстве: были ли у Вальтера личные отношения с Ребеккой.

– А Хокан Нильссон? – Тут у Петера мелькнула другая мысль. – Его нашли?

– Нет, но это вопрос времени. Меларен, конечно, большое озеро, однако не настолько, чтобы там можно было затеряться навсегда.

Где же та красная нить, которая связывает молодо го человека, пустившегося в бега на своем катере, с немой писательницей в доме престарелых и одним из самых влиятельных бизнесменов Швеции? Петер не видел ее, у него не было даже догадок.

– Я пошел домой, – сказал он. – Возьму с собой копии материалов Фредрики по поводу дипломной работы Ребекки.

– Давай, – согласился Алекс. – Я тоже скоро пойду.

Нотка усталости в его голосе заставила Петера задуматься. Алекс совершенно один. Зачем ему идти домой, когда он с тем же успехом мог бы остаться на работе?

– Кстати, судмедэксперт что-нибудь рассказал по поводу последней находки?

– Только то, что это, по всей вероятности, женщина. Рост примерно сто шестьдесят пять сантиметров. Молодая, не рожавшая. Трудно сказать, сколько она там пролежала, но, предположительно, около сорока лет.

– Как она умерла?

– Судмедэксперт высказывается очень осторожно, но отметил, что женщине нанесено несколько ударов ножом. Хотя он не мог точно сказать, являлись ли они непосредственной причиной смерти.

– Удары ножом? – Петер замер.

– Да, у нее обнаружены травмы ребер, которые указывают на это. Но были еще и удары по голове. Врач нашел на черепе трещину, которую невозможно объяснить иначе.

Вечернее солнце, светившее в окна, упало на лицо Алекса, так что в морщинах пролегли глубокие тени.

– Ты думаешь о том же, что и я? – спросил Петер. – О ноже и топоре, лежавших в земле.

– Да, я тоже сразу о них подумал.

– Но, наверное, по поводу них мы узнаем завтра – подходят ли они как орудие убийства.

– Наверняка.

Петер поднялся, стремясь домой к Ильве и мальчикам.

– У тебя такой вид, словно тебя что-то мучает, – проговорил он, уже стоя в дверях.

Вид у Алекса был и впрямь обеспокоенный.

– Фредрика, – пробормотал он. – Надеюсь, она не натворит глупостей там, в Упсале.

Туву Эрикссон пришлось дожидаться несколько часов, и все это время Фредрика с Сагой просидела

на скамейке у ее дома. Благодаря сайту университета, где была выложена фотография, Фредрика знала Туву в лицо.

Светлые волосы обрамляли голову, словно нимб. Большие синие глаза, выразительные брови. Уже слегка загорелое лицо. Длинные ноги, короткая юбка и пиджак, небрежно переброшенный через руку. Она не заметила Фредрику, пока они не оказались лицом к лицу, в паре метров друг от друга.

– Ты знаешь, кто я? – спросила Фредрика.

– К сожалению, нет. – Юная девушка покачала головой. – Мне кажется, мы раньше не встречались.

Фредрика сделала шаг вперед. Коляску она оставила у скамейки, словно близость Тувы Эрикссон могла испачкать дочь.

– Меня зовут Фредрика Бергман. И я живу со Спенсером Лагергреном.

Лицо Тувы сразу поменяло выражение: замкнулось, из беззаботного стало испуганным. Она попыталась обойти Фредрику, но та загородила ей дорогу:

– Ты никуда не пойдешь, пока мы с тобой не закончим разговор.

Тува заморгала от солнца, светившего ей в глаза:

– Мне нечего тебе сказать.

Она задрала нос повыше, стараясь напустить на себя независимый вид. Однако Фредрика была настроена серьезно: ей было что терять, и куда больше, чем свою честь.

– Зато мне есть что сказать тебе. Ты полностью рушишь жизнь Спенсера. И мою. И его дочери. Тува, ты пытаешься уничтожить целую семью. – Фредрика смотрела в глаза Тувы, надеясь, что выражение их изменится. – Ты должна прекратить это, пока еще не поздно.

Возможно, всему виной было солнце, но глаза Тувы наполнились слезами.

– Я не виновата, что ты живешь с психом и придурком и что ты выбрала такого урода в отцы своему ребенку.

– Он прекрасный человек, – произнесла Фредрика и почувствовала, что голос не повинуется ей. – Я не сомневаюсь, что он может ранить другого, но ты сделала слишком крупную ставку. Ты должна рассказать, что тебя так рассердило.

На глазах у Фредрики Тува изменилась, съежилась, приобрела жалкий вид. И тут Фредрика осознала, что совершенно не продумала свою линию поведения. Оставалось лишь надеяться, что она не создала себе и Спенсеру еще больших проблем.

– Он что, был плохим научным руководителем?

Это звучало нелепо, но никаких других догадок у Фредрики не было, и она действовала наобум. Тува молчала, отказываясь отвечать на вопросы.

– Или он не хотел тебя, когда ты хотела его?

Фредрика сама прекрасно знала, что, когда тебя отвергают, обида может прожечь дыру в душе, довести до полного безумия. Но все же не до такой степени, как это случилось с Тувой.

– Ты еще пожалеешь, что явилась ко мне.

Голос ее звучал хрипло от сдерживаемых слез, глаза блестели от стремления сосредоточиться.