Стеклянный Дворец
Шрифт:
Голос Раджкумара вернул ее в настоящее.
– Вы мне поможете, мадам? Вы единственный человек, через которого я сейчас могу обратиться к Долли. Больше мне не к кому пойти.
Она попыталась нарисовать Долли глазами мужчины, который сидит рядом, практически незнакомца. Внезапно Ума почувствовала, что ее сердце переполняет нежность и любовь. Чья она, эта любовь? Его или ее собственная? Или, может быть, их обоих одновременно? Что она будет делать, если Долли уедет? Долли наполнила ее жизнь ярким светом, хотя, по правде говоря, всё должно было оказаться наоборот, потому что это Долли была пленницей,
– Мадам? Миссис Дей?
– он озадаченно уставился на нее.
– Миссис Дей, с вами всё в порядке?
– Да, да, - она отдернула руку.
– Просто немного голова закружилась. Не знаю, в чем причина.
– Может быть, вернемся обратно?
– Да, - она поднялась на ноги.
– Мистер Раха, вы так мне и не сказали. Чего вы от меня ожидаете?
– Возможно, вы поговорите с ней.
– Вы сами должны с ней поговорить, мистер Раха. Когда действуют посредники, ничего хорошего не выйдет.
Он пристально на нее посмотрел, а потом, застав врасплох, сказал:
– Администратор - прекрасный человек, миссис Дей, очень достойный. Люди вроде него стоят многих...
– Да, разумеется, - прервала его Ума.
– Да. Идемте, вернемся в дом.
Айя проводила Долли в гостиную и показала на открытую дверь в сад.
– Мадам вышла в сад, всего несколько минут назад.
Долли кивнула: конечно, в это время дня Уму обычно можно было найти под фикусом. Долли поспешила по лужайке мимо приветствующего ее садовника, к калитке. Открывая щеколду, она услышала голоса. Долли не успела повернуть назад, как перед ней появились Ума с Раджкумаром, внезапно вышедшие из-под корявой бороды воздушных корней фикуса. Все трое уставились друг на друга.
Ума заговорила первой.
– Мистер Раха, - тихо сказала она, - надеюсь, вы поймете правильно, если я попрошу вас на минутку нас оставить? Мне хотелось бы поговорить с Долли, всего несколько слов. Может, вы подождете нас здесь, у калитки?
– Конечно.
Ума взяла Долли под руку.
– Идем, давай ненадолго присядем под деревом.
Пробираясь через лабиринт корней под фикусом, Долли прошептала:
– Что он здесь делает, Ума? Чего он хочет?
– Поговорить. О тебе.
– Что он сказал?
– Думаю, он пытался сказать, что любит тебя, - Ума села под деревом и притянула туда Долли.
– Ох, Ума, - Долли закрыла лицо руками.
– Вчера вечером в саду он сказал мне так много всего. Это было так странно, так меня расстроило. Я не могла заснуть, думала о доме, о Мандалае, дворце, стенах из стекла.
– Он сказал, что ты его не помнишь.
– Я так думала.
– Так ты помнишь?
– Не уверена, Ума. Я помню кого-то, мальчика, очень темного, помню, как он дал мне небольшой сверток с едой, помню, как Эвелин велела его взять. Но всё так нечетко. Это было слишком давно, и каждый раз, когда я об этом вспоминаю, то пугаюсь.
– Думаю, он и правда тебя любит, Долли.
– Он любит свои воспоминания.
– А что насчет тебя, Долли? Что чувствуешь ты?
– Я напугана, Ума. В прошлом я совершила такие ужасные ошибки. Я обещала себе, что больше никогда такого не повторю.
– Какие ошибки?
– Я никогда тебе об этом не рассказывала, Ума, но много лет назад я решила, что влюбилась в Моханбхая, нашего кучера. Потом это обнаружила принцесса. Она нам угрожала. Думаю, она и сама уже была в него влюблена.
– Ты хотела выйти за него замуж?
– Не знаю, Ума. Я была совсем юной и не поняла по-настоящему, что произошло. Днем я выкидывала его из головы, но по ночам грезила о нем, а потом просыпалась и думала, почему мы не можем сбежать? Почему бы мне просто не собрать вещи в узелок, спуститься к нему, разбудить и сказать: "Моханбхай, давай уедем, в Отрэм-хаусе нас ничто не держит"? Но куда бы мы уехали? И чем бы стали заниматься? Его семья очень бедна и зависит от него. В глубине души я понимала, что даже если я буду умолять, он не уедет. И это было хуже всего - унижение. Я думала, неужели я тоже душой стала прислугой, как и он?
– Ты когда-нибудь ему об этом говорила?
– Нет. Мы никогда не разговаривали, только на будничные темы. А через некоторое время сны прекратились, и я решила, что освободилась от него, что наконец-то всё опять в порядке. Но прошлой ночью, когда я спала в твоем доме, сны опять вернулись. Я была в Отрэм-хаусе, в своей постели. У моего окна росло манговое дерево. Я выбралась из постели, собрала вещи в узелок и перекинула его за спину. Я спустилась вниз и побежала через двор в сторожку. Дверь была открыта, и я вошла. В темноте я могла лишь разглядеть, что он был в белом ланготе, плотно завязанном между ног, ткань поднималась и опускалась вместе с дыханием. Я положила руку на его тело. Костяшки пальцев точно совместились с ложбинкой у основания шеи. Он проснулся, посмотрел на меня и дотронулся до моего лица. А потом сказал: "Пойдем?". Мы вышли, и в лунном свете я увидела, что это не Моханбхай.
– Кто это был?
– Это был он, - Долли мотнула головой в направлении калитки, где они оставили Раджкумара.
– А потом?
– Я проснулась в ужасе. Я была у тебя дома, в спальне, и не могла больше оставаться там ни секунды. Я разбудила Канходжи.
– Долли, думаю, тебе нужно ему сказать.
– Кому?
– Мистеру Рахе.
– Нет, - Долли начала плакать, положив голову на плечо Уме.
– Нет, Ума, сейчас я могу думать лишь о рождении моего ребенка. В моем сердце нет места никому другому.
Ума мягко погладила Долли по голове.
– Это не твой ребенок, Долли.
– Но мог бы им быть.
– Долли, послушай, - обняв подругу за плечи, Ума повернулась, чтобы смотреть ей в лицо.
– Долли, ты поверишь мне, если я скажу, что люблю тебя, как никого никогда не любила? До встречи с тобой я была лишь девочкой. Ты показала мне, что такое мужество, что способен выдержать человек. Я не могу представить жизни без тебя. Не думаю, что останусь здесь хоть на день, если тебя здесь не будет. Но я также знаю, Долли, что ты должна уехать, если можешь. Ты должна уехать немедленно. Рождение этого ребенка сведет тебя с ума, если ты останешься в Отрэм-хаусе.