Стеклянный принц
Шрифт:
Ариэль закрыл ладонями лицо и весь сжался. То, что Рами ему рассказал, сводило с ума. И об отце, его поступках, и о том, что значит быть омегой – перестать быть собой. Он бы хотел отринуть всё, закричать: всё ложь! Но эта ложь так походила на правду, в голосе Рами была лишь искренность – и гнев, и печаль, и сожаления о потерях.
– У Фера никого не осталось, а у меня – почти все, кроме отца, да ещё и прибавилось много, куча малышни и эти, мужья недорезанные. Твой отец называл это милосердием. Трахал моего брата при всей родне и своих людях, и говорил, что милость оказывает. М-да. Грех такое
Слова Рами убивали.
– Знаешь, я думаю, то, что ты станешь омегой, спасёт тебе жизнь. Твой отец сломал столько судеб. Ты тоже его жертва, пусть и ломать тебя придётся другим. Зато у людей не возникнет соблазна сделать с тобой то же самое. Тебя начнут жалеть. Даже я, наверное, тоже буду жалеть. Не полюблю, но ненавидеть перестану.
– Зато я вас возненавижу.
– Это я как-нибудь переживу. – Рами встал, скрипнуло кресло, и Ариэль поднял взгляд. – Ну что, с каким Рами тебе больше понравилось иметь дело: с шутом или с благороднейшим лордом?
Глава 9. Королевский подарок
В покои вошёл Фер, и Рами неуловимо собрался.
– Всё готово? – спросил он.
– Да.
В руках Фер держал коробку. Ариэль удивился. Щёки Фера пылали, взгляд плыл, он даже стоял не совсем ровно. А затем до Ариэля донёсся терпко-сладкий аромат вина, и всё стало ясно: король недавно пил и выпил, похоже, немало.
– Тогда отдавай мне и иди.
– Но…
– Мы с принцем уже нашли общий язык, видишь, как здесь тихо, совсем не ссоримся. Так что я сам о нём позабочусь. Иди, – Рами подтолкнул Фера к выходу из спальни в главную часть покоев. – Я обещаю вести себя с ним хорошо.
Он вернулся к Ариэлю с коробкой в руках.
– Старший брат Фера пережил то же самое, что и мой. Повесился, как только твой отец уехал из их замка. Так что веди себя тихо, не плачь и не расстраивай короля.
Ариэль вцепился в одеяло на кровати, будто оно могло его удержать.
– Ты спрашивал, как это будет. Отвечаю, – всё так же размеренно и спокойно сказал Рами. – Мы осторожно смажем тебя и вставим в твоё отверстие эту игрушку. – Он потряс коробку, и там что-то загремело. – Она магическая, изготовлена и заколдована специально для тебя. Она будет находиться в тебе какое-то время и сделает тебя омегой. Есть возражения?
Ариэль глубоко вдохнул.
– Разве это происходит так?
– Твой отец использовал амулет пяти стихий и трахал жертв лично, но всего один раз. Это было быстро и эффективно, в стиле твоего отца. Но у этого способа есть побочный эффект: родиться может уродец, такое нередко случалось. Намного надёжнее для здоровья ребёнка обойтись вообще без магии – пару недель без перерывов под любым, у кого стоит хер, и даже самый сильный альфа сломается. Фер, как понимаешь, относится к таким вещам по-другому, он не хочет тебя лишний раз мучить или наказывать. Он попросил, и для тебя изготовили специальное магическое приспособление. Можно сказать, магический хер. Он будет тебя трахать, ты будешь получать удовольствие, а мы все – нужный нам результат. Но если ты хочешь иначе, по старинке, то не вопрос, – он указал на свой пах, – помогу
Чем дольше Ариэль разглядывал содержимое коробки, тем сильней горели его щёки. Легче было бы противостоять страху перед инструментами палача, чем затапливающему всё существо смущению от одного вида предназначенного для него приспособления – пыточного, но кто бы так назвал его, увидев собственными глазами? Ариэль поймал весёлый взгляд Рами и опустил голову. Идти полуголым по улицам или стоять перед двоими одетыми полностью обнажённым и то было менее стыдно.
– Ну что, убедился, что бояться нечего? – сказал Рами с усмешкой. – Поносишь внутри себя, когда вытащим, уже станешь омегой. Делов-то. Видишь, какой он маленький, даже меньше, чем у ребёнка.
Ариэль промолчал, не хватало ещё затевать споры о столь недостойных обсуждения вещах. Формой непристойная игрушка напоминала детородный орган альфы в возбуждённом состоянии – с обнажённой головкой, с выделяющимися на стволе венами, цвет также соответствовал естеству, но не размеры: искусственный член был минимум вдвое меньше и в длину немногим более пальца.
– А ещё он тёплый, – сообщил Рами и погладил ствол. – Нежный и гладкий. Бери и пользуйся, получай удовольствие.
– Так бери и пользуйся, – не сдержался Ариэль, – раз так нравится.
– Нет, милок, это вещица только для тебя. – Рами поднял её, взвесил в руке и нахмурился. Он повернул её головкой вниз, присмотрелся к основанию. – Постой-ка.
Он стремительно вышел в другую часть покоев, похоже, даже не подумав, что оставляет пленника без присмотра, и Ариэль услышал:
– Фер, ты не забыл?
– Не забыл.
Что они там не забыли, Ариэля не волновало – он думал о другом.
Ответ короля прозвучал глухо, безжизненно. Так переживал? Ариэль зло усмехнулся: если бы Люциферу действительно претило происходящее, то он бы всё остановил. Но нет, он, трус и подлец, всего лишь сбросил тяжёлую для себя ношу на другого. Король сделал хороший выбор помощника – его личный лорд-пёс занимался всем этим непотребством с видимым наслаждением.
Рами подошёл к Ариэлю с довольной улыбкой на лице и помахивая непристойной игрушкой, зажатой в мощном кулаке. Выглядел он при этом нелепо и в то же время весьма органично – шутом, каким и был, самым настоящим.
– Бери масло, – приказал «шут». – Догадаешься сам, где надо смазать, или тебе помочь? Про не буду и не хочу я ничего не собираюсь слушать.
Ариэль и не думал его умолять. Много чести, да и бесполезно. Он прекрасно понимал: стоит ему сказать нет, и повторится то, что было в купальне – Рами не постыдится и во второй раз сунуть пальцы в чужой зад.
– Ну-ну, не делай тут мне такие большие глаза и не трясись кроликом. Ты не девица, чтобы бояться первого раза, крови и боли. Ты же сам понимаешь: в таких местах как выходит, так и входит – легко и свободно. Если орудовать не дубиной и действовать осторожно, то там нечего рвать.
Рами, видимо, не мог долго держать рот на замке и пребывать в плохом настроении. Он снова скалился во всю пасть, сияя крупными белоснежными зубами. Единственный зритель и не думал смеяться, благодарности не испытывал, но шута отсутствие отклика не останавливало.