Стеклянный суп
Шрифт:
Изабелла снова стиснула его ладонь, но разговаривать, похоже, больше не хотела. Они шли вместе по неказистому рабочему району, где пахло печным дымом, сырым камнем и зимой. Машины проезжали мимо, добавляя к местным ароматам вонь выхлопных газов. Правда, было уже поздно, так что их встречалось немного. Время от времени кто-нибудь показывался из-за угла или попадался им навстречу, но эти прохожие держали глаза долу. Все куда-то спешили, одни домой, другие просто куда-нибудь в тепло. Гулять в этой части города было скучно. Кроме бесконечной вереницы угрюмых многоквартирных домов да редких захудалых ресторанчиков и гастхаусов [9]
9
Gasthaus (нем.) — маленькая гостиница с рестораном.
Пройдя половину следующего квартала, он замедлил шаг, увидев кое-что. Поравнявшись с этим, он знаком попросил ее остановиться. Они стояли напротив ярко освещенной витрины. Окна других магазинов, попадавшихся им на пути, были либо тусклы, либо совсем не освещены, так что в них ничего нельзя было разглядеть. Да и поздно уже — в такой час кто пойдет к ним за покупками?
Но эта витрина сияла так, словно Вена ни днем, ни ночью не могла обойтись без ее товаров. Именно ее яркость и привлекла его внимание прежде всего.
— Хочу взглянуть на это барахло в витрине. Чем здесь, черт возьми, торгуют?
Увидев, что там было выставлено, он потерял дар речи. Этрих работал в рекламном бизнесе. Большую часть своего времени он убеждал людей покупать вещи, в которых они не нуждались или даже не подозревали об их существовании. Вот почему он любил смотреть, как остальной мир продает свои товары.
В этой витрине десять флаконов одеколона «Олд спайс» выстроились, словно причудливой формы кегли. Рядом с ними расположились шесть узких мужских галстуков вульгарных старомодных расцветок с геометрическими узорами, которые нынче превратились в последний писк. Великолепно сохранившиеся галстуки из другой эры. В том, что они оригинальные, сомнений быть не могло. Свежевычищенные и отглаженные, возможно даже ни разу не надетые. Мертвый запас. Этрих запомнил это выражение с тех пор, как мальчиком работал в магазине канцелярских товаров. Так называли новый, не пользовавшийся спросом товар, который хранили на складе в надежде, что когда-нибудь и на него найдется покупатель.
За галстуками стояла открытая коробка с набором пластинок 33 1/3 оборота, на которых были записаны речи генерала Дугласа Макартура. Рядом с ними лежала большая открытая иллюстрированная книга о скульпторе Уильяме Эдмондсоне. Подле книги — восемь кусков белого мыла с выдавленным посередине названием: «White Floating». На расстоянии фута от них стояла дамская сумочка из зеленой крокодиловой кожи в отличном состоянии. По ее форме Винсент с первого взгляда понял, какая она старая: Лорен Бэколл [10] щеголяла с такими под мышкой в фильмах сороковых годов.
10
Лорен Бэкол (Бетти Джоан Перске, р. 1924) — знаменитая американская актриса.
А между всеми этими предметами были в беспорядке разбросаны черно-белые фотографии той эпохи. Наклонившись, чтобы разглядеть их получше, Этрих заметил, что на многих присутствует один и тот же человек. В половине случаев он был в военном, но форма была незнакомая. Какой армии она принадлежала?
На одном из снимков мужчина сидел в окружении группы медсестер с высокими сложными прическами. Другой был сделан в баре, тот же
— Винсент.
Этриху стоило груда оторваться от витрины и размышлений о том, что там делает все это барахло, даже когда Изабелла Нойкор окликнула его по имени. Что-то было в самих этих вещах и в том, как они лежали в витрине. Может быть, они так странно выглядели, собранные вместе? Или все дело было в явной заботе и продуманности, с которой их раскладывали? Вся витрина напоминала чей-то очень личный фотоальбом или полку в гостиной, где хранят самые дорогие сердцу, самые важные сувениры и талисманы.
— Взгляните наверх.
— Что?
Она подняла руку и указала куда-то наверх.
— Посмотрите туда. Вон, над дверью.
Не понимая, почему она этого хочет, Этрих все-таки сделал, как она сказала. Он поднял голову и увидел над дверью большую черно-белую вывеску, на которой были написаны всего два слова: «Петрас Урбсис».
Он не поверил своим глазам.
— Как? Это и есть то место, куда вы вели меня, Изабелла?
— Ага. Можете продолжать разглядывать витрину. Она замечательная, правда? Он ее каждую неделю меняет.
— Он распродает свою жизнь. — Изабелла облизала ложечку.
Пока она говорила, Этрих внимательно глядел в свою чашку с кофе. Потому что, стоило ему глянуть на Изабеллу, и он в два счета терял нить своих размышлений.
— Как вы сказали?
Они сидели за столиком в глубине продымленного зала кафе «Старая Вена», одного из немногих в городе заведений, открытых поздно ночью. Они пришли туда после того, как Винсент вдоволь нагляделся на витрину Петраса Урбсиса.
Изабелла похлопала его ложечкой по тыльной стороне ладони.
— Это все, что есть у него в магазине: предметы из его жизни. Не все, но многие; вещи, которые представляли для него достаточную ценность, чтобы их хранить. А теперь он распродает все это.
— Но как можно продавать свою жизнь? И зачем?
— Потому что он старик, который хочет умереть спокойно, зная, что его сокровища в хороших руках. Это не такая безумная затея, как кажется. Продает он в основном пластинки и компакт-диски. Петрас без ума от музыки, всякой. По-моему, у него что-то около пяти тысяч пластинок.
— Да, Изабелла, но в той витрине были куски старого мыла. Не будете же вы утверждать, что он продает старое мыло, которое собирал годами.
— Почему бы и нет? Я бы не удивилась. Представьте хотя бы на минуту себя на его месте. Вы стары и одиноки. Никому нет до вас никакого дела, и никто не хочет вас слушать. Ваши истории, ваши жалобы, оставшиеся у вас надежды и мечты: всем-все-рав-но. Со стариками всегда так… Но у вас есть немного денег, уйма свободного времени и миллион воспоминаний, которыми вы хотите поделиться с другими. Так что может быть лучше, чем открыть свой маленький магазин и продавать в нем все, что вам было дорого, людям, которые будут наслаждаться этими вещами не меньше вашего? Прежде чем кому-то что-то продать, Петрас разговаривает с человеком. И если тот ему не понравится, продажа не состоится. Я сама не раз видела, как он отказывал покупателям. Он говорит, что люди, которые заходят в его магазин, это либо одинокие старики вроде него, соскучившиеся по беседе, либо меломаны, разделяющие его музыкальные вкусы, либо просто люди, заинтригованные витриной и не удержавшиеся от соблазна войти.