Стелла искушает судьбу

Львова Ирина

В комнату вбежала Ольга Федоровна и, прижав сына к полу, принялась умело засовывать ему между зубов ложечку.

Стелла перепугалась и бросилась на помощь; суетясь и мешая Гуняевой, она попыталась подсунуть под голову больного сдернутое ею с дивана зеленое одеяло, а Козырева отошла на шаг и презрительно бросила:

— Талантливая симуляция эпилептического припадка. Прекрати, Гуняев. Матери-то хоть душу не рви! И когда мыло сожрать успел, фокусник?

Мамаша Гуняева бросила на нее злобный взгляд. Заметив это, Марина Игоревна сказала:

— Он и в отделении попытался такой

номер отколоть. Только раскусили его мгновенно. Притворяется он, Ольга Федоровна.

Кирилл тотчас же перестал биться и затих. На мгновение Стелла встретилась с ним взглядом и прочла в его глазах отчаяние, боль и такой страх, что даже отшатнулась.

Мальчик отодвинул мать рукой и переполз с пола на диван.

— Уходите, — глухо и яростно сказал он. — Уходите. Ничего я не знаю.

Уронив голову в ладони, Кирилл вдруг тяжело, по-взрослому зарыдал.

* * *

Темная вечерняя мгла опустилась на город. Зажглись фонари, и от деревьев протянулись длинные угловатые тени.

Стелла проводила Козыреву до самого ее дома. Они посетили еще три семьи — картина везде была приблизительно одна и та же: потерявшие человеческий облик родители и обреченные на существование в жутких условиях, предоставленные сами себе и подворотне дети. Впрочем, у Гуняевых и Скобелевых ситуация сложилась иная — матери-одиночки, самоотверженно взращивавшие любимых и неповторимых чадушек, были доведены теми самыми чадушками, что называется, до ручки. Дочь Скобелевой — четырнадцатилетняя Анжела — уже двое суток не появлялась дома. На вопрос Марины Игоревны о местонахождении дочери мамаша ответила истерикой:

— В Сосновке. Где еще? Я же нищенка! На кроссовки ей заработать не могу! Навезли иностранцев! Организовали бордель под боком! Так она за колготки… За трусы в кружавчиках… А от матери нос воротит. Сволочи! Гады! Милиция называется! Педагоги! Прозевали девчонку! Прошляпили!

Она кликушествовала довольно долго, обвиняя и милицию, и школу, и лично Горбачева, и всех на свете в том, что ее дочь стала проституткой…

Стелла пошла провожать Марину Игоревну, желая продолжить разговор. Они так увлеклись беседой — как можно было бы занять подростков в клубах, в кружках по интересам, если б были средства и… энтузиасты, без которых никакое дело не ладится, — что и не заметили, как оказались у дома Козыревой.

— Вот здесь я и живу, — сказала Марина Игоревна, указывая на освещенные окна второго этажа. — Мама, наверное, заждалась уже…

— Да-да, — опомнилась Стелла. — Спасибо вам большое! Я побегу.

— Заходите, если что понадобится…

— До свидания.

Едва за Козыревой закрылась дверь, Стелла, окинув взглядом выстуженную темную улицу, направилась к автобусной остановке — идти пешком до общежития было слишком далеко, да и похолодало к вечеру. Повернув за угол, она уловила боковым зрением какое-то движение и насторожилась: за ней кто-то шел, причем этот кто-то явно не хотел быть замеченным.

Стелла прибавила шагу — на остановке стояли люди, и она справедливо решила, что лучше побыстрее оказаться среди них. Хотя красть у нее было решительно нечего, на ее затылке-то это не написано…

Когда до освещенного

тусклым фонарем павильончика осталось метров пять, она услышала за спиной шепот-шелест:

— Подожди…

Стелла остановилась, резко развернулась и едва не столкнулась с… Кириллом Гуняевым.

Мальчишка явно очень замерз: он шмыгал носом и, ежась, совал в карманы синей болоньевой курточки сжатые в кулаки руки.

— Что тебе? — Раздражение Стеллы против бессовестного притворщика еще не улеглось, но она вспомнила, как он заплакал перед их уходом, и сказала уже несколько мягче: — Чего ты от меня хочешь?

— Поговорить надо.

— Ну?

— Давай в какой-нибудь подъезд зайдем? А то я замерз очень, пока за вами ходил.

Стелла пожала плечами:

— Ну давай.

В подъезде было значительно теплее, чем на улице. Кирилл сразу же вытащил покрасневшие руки из карманов и вцепился в батарею. Стелле на мгновение показалось, что он и нос готов засунуть между секциями. Она сняла перчатки и принялась растирать подмерзшие пальцы.

— А я догадался, кто ты, — заявил вдруг мальчик.

Стелла опешила:

— И кто же?

— Ты ведь не из ментовки? Ну вот. Ты корреспондентша из газеты. И шляпа у тебя… Такие только журналистки и артистки носят.

Мальчик не спрашивал, он утверждал, и Стелла, подчиняясь необъяснимому импульсу, не стала его разуверять, хотя его логические построения и казались ей более чем странными.

— Слушай, слушай, — торопливо и сбивчиво заговорил он, — напиши… Напиши, как Курдюм и Жаба Червонца убили! Он хороший был. Соскочить хотел и меня все уговаривал… Говорил, что в армию скоро уйдет, а там его Курдюм не достанет. Только они догадались и его грохнули… А нас всех его ножами тыкать заставляли, уже мертвого, чтоб мы соучастниками были и еще больше Курдюма боялись.

— Погоди. А кто это Курдюм?

Мальчик ощерился и стал похож на крысенка, загнанного в угол.

— Большой пахан. Он всех держит… И шелупонь, и старших, и девок… Все ему, что добыли, несут, а он дозу дает. И ведь как, гад, всех обошел по-хитрому? Придет малец на пустырь — а куда еще, если дома, как у Самохи, папаша с мамашей не просыхают и жрать нечего? Ну, Курдюм ему раскумариться даст. Малец смеется, весело ему, ни о чем и не вспоминает… А Курдюм в следующий раз на гаш расщедрится… Или, того лучше, винта вколет… Раз, другой, третий. Вот и подсел мальчишечка! А подсел — гони должок. Денег нету? Воруй. Он же, гад, настоящую школу открыл — как карманы распатронивать да хаты подламывать… А девок — в Сосновку на заработки. Ты думаешь, на пустырь только с нашего района ходят? Не-ет, этот паук весь город опутал!

— Подожди, Кирилл! Так ты тоже принимаешь наркотики? — Все сказанное мальчиком как-то не укладывалось в голове Стеллы: сознательно развращать детей? Нет! Это что-то невероятное.

— Принимаешь… — фыркнул Гуняев. — Да я без баяна ни шагу. У меня уже все вены стеклянные…

— Какого баяна?

— Эх ты, а еще корреспондентша! Шприц это.

В глазах у Стеллы потемнело. Она читала о наркоманах и знала, что шприц — это последний этап перед… Перед чем?

— Так надо в больницу! Лечиться! Сейчас…