Стелла искушает судьбу
Шрифт:
Каролидис же продолжал:
— Разве не проявила она мудрость, когда обсуждались условия контракта? И разве не мудро вот так провести последний вечер? В тесном кругу друзей, сбросив оковы официальности? Она заставила меня вновь почувствовать себя молодым! А это мне, поверьте, давно не удавалось. Лично я ей очень благодарен и никогда не забуду сегодняшний вечер.
Влад лишь кисло улыбнулся в ответ. Его несколько утешало только одно: стоявшие за их спинами официанты не понимали ни слова из того, что болтала Рита. Взглянув на освещенное мягким розоватым светом лицо Николаса Каролидиса, он вдруг подумал, что хозяин фирмы «Орион» был в молодости,
Тактичный Каролидис завел ненавязчивый разговор о красотах любимой Греции, и Влад расслабился, но… вернулась Рита.
Вслед за ней и Иоанисом в дверь кабинета просунулась смущенная физиономия метрдотеля. Обменявшись парой фраз с Каролидисом, который пришел отчего-то в полный восторг и громко расхохотался, он кивнул и исчез. Однако через пару минут вернулся с огромной корзиной роскошных алых роз, которую и водрузил на стол прямо перед Маргаритой.
Каролидис, несколько лукаво взглянув на девушку, вытащил визитную карточку, белевшую среди алых лепестков.
— О, — только и сказал он, подняв брови.
— В чем дело, господин Каролидис? — спросил Влад.
— На вашем месте, господин Стоценко, я предложил бы госпожу Богданову на пост посла. Она очаровала арабского шейха Амира, приехавшего в нашу страну развеять снедающую его скуку. Люди, которым не нужно зарабатывать денег, живут скучно, не правда ли? Я забыл о том, что, где бы ни появлялась столь прекрасная женщина, как госпожа Богданова, вокруг нее должны быть цветы! Он лишь исправил мою ошибку.
— Иоанис, о чем они? Неприлично секретничать, пользуясь тем, что кто-то не знает языка! — возмутилась Рита.
Пока золотоволосый грек объяснял ей, откуда розы, откуда в Греции арабский шейх и откуда у него столько нахальства — дарить цветы незнакомой женщине, Влад думал:
«И ты еще говоришь, что мы ведем себя неприлично! Ну погоди, хулиганка!»
Впрочем, он уже почти не сердился на разбуянившуюся Риту, но ровно до того момента, пока она, разобравшись в ситуации с нефтяным магнатом-шейхом и розами, не завопила:
— Да пошлите ему бутылку шампанского, раз он такой галантный кавалер. И пусть катится к черту!
Стелла спешила на прием к инспектору по делам несовершеннолетних. Галина Борисовна обещала, что ей, Стелле, помогут собрать материал для курсовой работы на тему: «Культурно-просветительная работа с трудными подростками», и даже лично договорилась об этом с лейтенантом Козыревой.
Галина Борисовна Ветрова, подкинувшая Стелле столь серьезную тему для курсовой, вела себя так же, как и все прочие педагоги: она с энтузиазмом и вполне доброжелательно отнеслась к идее сдачи экзаменов экстерном, но ясно дала Стелле понять, что поблажек не будет! То же самое сказали и другие педагоги. Каждый в личной, конфиденциальной беседе, словно бы полагая, что его действий другие не поймут и не одобрят. Точно спелись!
Какие поблажки?! Относились бы как к остальным студентам! Так нет. Жали семь потов, драли семь шкур, выворачивали наизнанку, требования предъявляли самые драконовские, придирались даже, а задания… У-у! Самые трудные, какие только возможно, придумывали. Только что через горящий обруч прыгать не заставляли!
И все-таки Стелла справилась.
Да, педагоги ее поняли. Придирались? Требовали больше, чем от других? Ну и что? В конце концов, они просто честно делали свое дело.
С подругами и сокурсницами все обстояло значительно хуже. Первую неделю Стелла только и делала, что объясняла: нет, она не лучше — просто повезло. Потом плюнула. Те, кто понял, остались рядом и бескорыстно помогали. Остальные… А черт бы с ними! Стелле всегда была противна зависть в любых ее проявлениях. И теперь, когда, проходя по коридорам училища, она слышала за спиной ядовитый шепоток, девушка лишь гордо вскидывала голову.
То, что про нее говорили, было слишком глупо, чтобы на это стоило всерьез обижаться. Существовали разные версии: во-первых, она конечно же переспала с режиссером (как вариант — с директором или со всей съемочной группой, а то даже и со всем коллективом «Мосфильма»), во-вторых, ее отец (как вариант — любовник матери) — миллионер — просто купил ей, известной всем бездарности, роль в кино или даже заплатил за съемки целого фильма, поскольку ни один здравомыслящий человек такую уродину к кинокамере близко не подпустит, чтобы не доводить до инфаркта слабонервных зрителей, в-третьих, она попалась в Москве на вокзале, где ее взяли за проституцию, и была завербована КГБ, сотрудники которого и устроили ее сниматься, чтобы она следила за режиссером во время предстоящей поездки в Гаагу. Из всего услышанного — подружки заботливо держали в курсе — Стеллу больше всего поразил даже не папаша-миллионер, а Гаага! Почему Гаага-то? Она даже не помнит толком, в какой стране находится этот город!
Не обращая внимания на сплетни, не утруждая себя их опровержением, выбросив из своего лексикона слово «усталость», сжав зубы и кулаки, Стелла шла к своей цели не отвлекаясь и не сворачивая. Как трамвай, который может идти только по лежащим перед ним рельсам. Похудевшая, бледная, измученная и даже подурневшая, она казалась себе снарядом, выпущенным из пушки, который способен смести все на своем пути, чтобы достичь конечной цели. И хотя вожделенная цель почему-то несколько потускнела в ее воображении, в глазах ее горел неукротимый огонь фанатизма.
И вот Стелла почувствовала, что ее «хождения по мукам» близки к завершению.
Ну, экзамена-то она не боялась — наученная горьким опытом последнего месяца, готовилась заранее, да так, что почти наизусть все знала, а вот курсовая… Но ведь она собирается получить диплом руководителя самодеятельного коллектива, а кто сказал, что ей не придется работать с трудными подростками?
Остановившись перед дверью кабинета, на которой висела табличка: «Инспектор по делам несовершеннолетних», Стелла набрала полную грудь воздуха, затем с шумом выдохнула и не без душевного трепета постучала.