Стена
Шрифт:
— Полгода назад я при свидетелях трижды выиграл у него в шахматы.
Следующую реплику он подал, когда подрывники выдвинулись на исходную позицию:
— Кажется, перед нами не та башня. В ней нет ворот. И мы пришли слишком рано.
— Да, это другая башня. Видите ли, пан Новодворский, все пространство непосредственно перед нашими воротами тщательно охраняется и просматривается. Наилучшая возможность, не подвергая жизнь ненужной опасности, достичь цели — это попробовать добраться вон до того, — Фриц вытянул руку, — участка стены… Из стены выступает такой низенький каменный карниз — так вот дальше
Накрахмаленный кружевной воротник кавалера Новодворского, вероятно, стоил целое состояние.
— Во-первых, мой друг, — с улыбкой заметил поляк, — если уж сегодня мне придется встретить смерть, я бы предпочел это сделать хотя бы нормально одетым. Во-вторых, знаете ли, мешок я не потащу. Я возьму вот это…
Новодворский забрал горн.
— И в-третьих, не пристало рыцарю трусить и ползать на брюхе по грязи. Сейчас темно и никто нас не увидит. Давайте просто осторожно и с достоинством пойдем напрямую к этим чертовым воротам — и выполним приказ короля!
— Ваша милость, темно же — выколи глаза! Возьмите еще фонарь! — от свиты кавалера отделился один слуга. — Я закоптил стекла, его свет со стен должен быть не виден!
Тут откуда-то со стороны крепости мелькнула вспышка — как зарница далекой грозы. Пуля прожужжала у щеки Фрица и, словно толстый желтый шмель, пробив слуге ухо, угомонилась где-то в его несчастной голове. Через миг донесся звук одинокого выстрела.
…В эти же самые минуты измученный одышкой Безобразов с трудом поспевал по верху стены за стремительным Шейным. Шло «совещание на ходу». Хотя для Безобразова скорее «на бегу».
— Нет, не скажи: нынче же ночью на приступ пойдут. Тут и спесь Сигизмундова скажется да и надежда на их ляховский «авось». А ну как прошибут ворота петардами? А ну как у нас сил не достанет им отпор дать?.. Пойдут, Безобразов, пойдут. А коли так — вопрос: через какие ворота?
— Так, думается, ясно, через какие: с запада и с востока.
— Это потому, что по правилам взятия крепостей нападать надо одновременно с противоположных сторон?
— Ну да. На севере у нас Днепр. Ни скрытно подойти, ни собрать кулак у них не выйдет. Пара север-юг сама собой отменяется.
— Так что думаешь, брать будут Копытицкие и Авраамиевские ворота? — обратился Шеин в Безобразову, и тому пришлось кивнуть, хотя как раз ворот-то он не называл. — А, пожалуй, ты и прав. За ними есть, где ротам развернуться. Так что будем готовы встречать дорогих гостей. А знаешь, что такое петарда?
Безобразов решил, что воевода его опять подначивает, поэтому ответил коротко:
— Знаю.
— А вот и нет, не знаешь, — ухмыльнулся Шеин. — Мне Колдырев объяснил. Слово это французское, грубое, а означает «пердун».
Безобразов заржал с такой силой, что, казалось, заходили кирпичи у них под ногами. Воеводе пришлось обождать, прежде чем задать новый вопрос.
— Два подземных прохода, кои я велел камнем заложить, проверил?
— Все сделано как надо, одной петардой, — он снова ржанул, — не прошибешь.
— Хорошо. Лаврентия видел?
Безобразов усмехнулся в бороду:
— По мне, так его-то более всех видно. А вот стрелец сторожил на ходах, так твоего Лаврентия не разглядел
— Да он со мной по ним не один и не два раза ходил, — сходу ответил воевода, однако обернулся и быстро глянул на Безобразова. — А ты почто спросил?
— Да не почто. Просто подивился. Да ты не думай, — Безобразов словно занервничал, — уж сокольничего твоего, Михайло Борисович, никто крысою не посчитает.
Михаил поморщился:
— Быстро же немецкое словцо ко двору у нас пришлось. И ты уже знаешь про изменника, что у нас завелся, и крысой именуешь?
— А то! Словцо в самый раз… Да вот и он, легок на помине!
— Узнал? — спросил Шеин у Логачева, вставшего у них на пути.
Тот коротко кивнул.
— Значит, Безобразов, ступай к вылазным частям, Горчаков может быть только там. Обскажи ему все, о чем сейчас говорили насчет ворот. Городовую осадную роспись менять мы не станем, действовать будем, как ране порешали. Но на ус пусть намотает.
Ранее на военном совете было решено разделить все силы крепости на две части: осадную и вылазную, причем вторая была в полтора раза больше. Осадные люди, в свою очередь, были разбиты на тридцать восемь отрядов — по числу башен. А вылазные стали, как бы сказали на несколько веков позже, оперативным резервом. Как ни велика Смоленская крепость, а попасть на угрожаемый участок из ее середины — там и сидели на траве лужка вылазные люди — можно за несколько минут.
— Ну? — бросил Шеин Логачеву.
— Видели белого сокола. Много кто видел. Беда большая будет, воевода. Народ в это верит.
— Чего-то я, Лаврентий, не пойму. Вроде суеверности особой я в тебе допреж не замечал. Беда большая… Так она очевидна. Вон, глянь, у меня по левую руку за Днепром табором встала… Я же тебя об одной вещи просил: выясни, сколько у Сигизмунда пушек.
— Тридцать. И не пушки это, а мортиры. Перевозить их удобно, а стены бить они мало пригодны. Наше огневое преимущество, получается, шестикратное. Даже поболе того.
— А интересная штука получается! С Горчаковым надо будет обсудить, князь у нас военных правил да уставов любитель. Во сколь раз мы уступаем полякам в войске, во столько ж превосходим их по пушкам. Это какая-то новая, непривычная война выходит.
Разговаривая так, они добрались до внутренней лестницы, которая вела со стены к подножию Коломенской башни и спустились со стены. Стрельцы; увидав воеводу, заулыбались.
— Смотр нам учинить пришел, Михайло Борисович?
— А то я не видал, — воевода остановился, внимательно оглядывая снаряжение и оружие стрельцов. — С вашей стороны нынче вряд ли гости будут, однако спать не могите. Сейчас слухи для нас наиважнее всего будут.