Степь в крови

Булатов Глеб

– Вы спрашивали его, отчего он выбрал дорогу на запад? – Деникин нахмурился, он был крайне раздосадован выводами Минина.

– Да. Но Глебов лишь развел руками и сказал, что ему было естественно возвращаться на Дон, что здесь его близкие, а в армии Колчака он никого не знает и вряд ли бы нашел там достойное себя место. И в этих словах вновь скрывается ложь, уже третья по счету. Уже на подъезде к Новочеркасску Глебов случайно обмолвился, что семья его находится вовсе не на Дону, а в Ярославле. И это принципиально, так как большевики без зазрения совести берут в заложники семьи офицеров. Вполне вероятно, что Глебов мог пасть жертвой любви к своим близким.

– Я не совсем понимаю, – в разговор вмешался Зетлинг. –

Вы подозреваете этого несчастного, Глебова, в измене? В том, что он был осведомителем большевиков и выдал тайну посольства? Но в таком случае к чему ему было возвращаться, терпеть все лишения и рисковать жизнью? Сослужив столь добрую службу большевикам, он должен был быть ими вознагражден и мог бы отправиться к своей семье или куда душе угодно. Ваша версия кажется странной еще и потому, что остается недоказанным факт самого предательства. Быть может, и нет нужды искать изменника?

– Все верно, Дмитрий Родионович, я бы и сам рассуждал подобным образом, если бы не это донесение, – Деникин вынул из папки лист бумаги и подал его Зетлингу.

– Главнокомандующему ВСЮР… так… агентурные данные подтверждают поступление в большевистский ЧК сведений о посольстве генерала Гришина-Алмазова к адмиралу Колчаку. Возможность утечки указанных сведений от лица, хорошо осведомленного о маршруте посольства и его целях, приходится признать вероятной… То есть, – Зетлинг поднял глаза от бумаги и вопросительно взглянул на генерала, – вы знали об утечке данных? Почему же не был изменен маршрут посольства?

– Эту бумагу я получил через трое суток после гибели генерала Алмазова, почти одновременно со статьями в большевистских газетах. К несчастью, разведывательная служба у нас поставлена из рук вон плохо. Сегодняшнее покушение на меня – тому очередное свидетельство, – генерал тяжело вздохнул. – Господин ротмистр, благодарю вас за проделанный путь и за то, что доставили Глебова в сохранности. Ваши соображения будут приняты к сведению. Сейчас же прошу вас дождаться Дмитрия Родионовича. Я полагаю, у него будет что вам сказать, – генерал бросил многозначительный взгляд на недоумевающего Зетлинга. – Мы не заставим вас долго ждать.

Минин браво отдал честь, тряхнув копной русых волос, и вышел.

– Дмитрий Родионович, вы осознаете, насколько щекотливо это дело? Я прошу вас разобраться в нем. Особенно важно, чтобы вы не останавливались исключительно на вероятной измене Глебова. Возможны и другие, не известные нам подробности этого дела. Вашу задачу облегчит тот факт, что посольство готовилось в строжайшей секретности. Подготовку возглавлял полковник Вершинский, и в курсе дела, помимо него, был очень узкий круг лиц. Полковник уже предупрежден о вашей задаче, потому от него вы получите необходимое содействие, в том числе и финансовое. Я совершенно развязываю вам руки, но все ж не действуйте опрометчиво, взвешивайте свои шаги.

Зетлинг покраснел.

– Антон Иванович, я не следователь. Я полагаю, что есть люди, которые справились бы с вашим поручением несравненно лучше меня… Я…

– Не стоит. Я принял решение. Это приказ. Дело настолько щепетильное, что мы не можем рисковать. Разведка наша крайне слаба и, насколько мне известно, переполнена доносчиками и агентами всех мастей. Мне же нужен быстрый и верный результат. Нельзя позволить, чтобы измена жила в самом сердце армии. Я должен быть уверен в своих подчиненных, я обязан доверять им. Но после происшедшего я себе этого позволить не могу, потому вы должны скорейшим образом взяться за дело. К тому же вы обладаете опытом вращения в обществе. Я признателен за вашу работу в Петрограде и именно на основании тех достижений доверяю вам столь ответственное предприятие. Так что прошу сосредоточиться на расследовании. Располагайте всеми имеющимися средствами и докладывайте мне о результатах.

Прощаясь, Зетлинг в двух словах

доложил Деникину о боях в Донецком бассейне и был отблагодарен крепким рукопожатием. В коридоре его дожидался Минин. Ротмистр выглядел раздраженным и обеспокоенным.

– Благодарю, что дождались, – Зетлинг взял Минина под руку. – Предлагаю прогуляться. В здании душно, а весна в этом году выдалась на славу. Дело, с которым вы прибыли, имеет огромное значение. Речь идет уже не о погибшем посольстве или письме Деникина, но о возможной измене в самом сердце Добровольческой армии. Расследованием займусь я и прошу вас оказать мне в этом посильную помощь. Я полагаю, вы смогли бы задержаться в Новочеркасске на несколько дней?

– Для этого необходимо уладить формальности.

– Это нетрудно. Ваши соображения относительно Глебова мне показались весомыми. Но вот вопрос: как у вас, человека, не замешанного в интригах штабной жизни, могли родиться подобные подозрения? Вы что-то недоговариваете…

– Я, по-видимому, произвожу на вас впечатление безудержного рубаки с тяжелой рукой и пустой головой? – Минин усмехнулся и сжал локоть Зетлинга так, что тот чуть было не вскрикнул от боли. – Впрочем, возможно, мы познакомимся ближе, со временем. Мое мнение таково, что Глебов причастен к измене. Он вызывает у меня отторжение, в нем, наконец, есть что-то неприятное и отталкивающее. Когда встретитесь с ним, поймете. Но коли уж вы назначены следователем по этому делу, то вам виднее… О, трактир! Не желаете отобедать?

– Нет, благодарю. У меня еще дела. Вы знаете гостиницу «Европа»?

Минин отрицательно покачал головой.

– Спросите у любого кучера, он покажет. Я буду ждать вас в фойе через два часа, в половине восьмого. Не опаздывайте.

Минин поклонился и скрылся за резной дубовой дверью трактира. Зетлинг же в задумчивости постоял на тротуаре некоторое время и бодрым шагом направился обратно, в здание штаба войск.

На улицах Новочеркасска бурлила весна. Дух воли и победы над ужасами большевизма витал в пахнущем конским потом воздухе донской столицы. Улицы были запружены казаками и офицерами. Здание штаба войск было подобно улью, в котором собрались тысячи беженцев и просителей со всей России. Бесконечные совещания всевозможных центров и союзов гремели овациями в предвкушении грядущего спасения родины. Гул от кабинетных дрязг и фронтовых баталий изливался на Новочеркасск потоками раненых и тифозных калек, волнами лодырей и барских сынков, проходимцев, пропойц и шулеров всех мастей. Тыл креп и развращался, а зажатые в тисках большевизма и обозной гнили Цветные полки Добровольческой армии гибли.

Зетлинг поднялся на второй этаж штаба войск и оказался у кабинета помощника генерал-квартирмейстера полковника Вершинского.

– Войдите! – полковник поднялся из-за стола навстречу Зетлингу и протянул ему руку. – Невероятно. С нашей последней встречи минуло три года. Но так мало изменилось… Тогда я был неучтив с вами, но не обессудьте. Генерал Деникин сообщил мне о сути вашей миссии. Присаживайтесь, – Вершинский указал на кресло в углу кабинета. – Я рад, что этим делом займетесь именно вы. Мне слишком хорошо известна наша контрразведка и моральные качества виднейших ее деятелей. Видите ли, лучшие царские жандармы и полицейские агенты или погибли еще в семнадцатом году, или настолько разочаровались в своем деле, что положительно ни к чему не пригодны. А те люди, которые попадают в наши разведывательные службы, выделяются лишь своей беспринципностью и нежеланием идти на фронт. Наш тыл разложен, а специальные службы не могут сравниться с большевистским ЧК. К тому же нельзя забывать о возможности предательства… Одним словом, не удивляйтесь, что выбор пал на вас. Если вы и не справитесь, то, на крайний случай, не нанесете много вреда. Хотя Антон Иванович в вас верит. Вы давно прибыли? – закончил свою тираду полковник.