Степь в крови
Шрифт:
– Мы с вами, господа, видимся сегодня в последний раз, – Аваддон помрачнел и со звоном поставил стакан на мраморный стол. – Я оставляю дела в России и уезжаю за границу. Потому считаю долгом разрешить сегодня все противоречия, чтобы каждый из нас с чистым сердцем вышел отсюда в новую жизнь. Мне есть что сказать вам. И предвкушая ваши вопросы, я выскажу, что именно. А после вы поступите по своему усмотрению.
Все молчали. Самсонов напряженно и с интересом разглядывал залу и ее хозяина. Минин вальяжно закинул ногу на ногу, подпер голову кулаком, зевал и всем своим видом желал показать, что на него чары Аваддона не действуют и ему скучно и тошно.
Тася печально сидела в углу на табурете и, казалось, плакала. Лишь лакей, застывший у входа, являл собой ту трепетность, к которой привык Аваддон.
– Капитан Самсонов, ваше дело разрешено. Я вижу, вы победили темницу. Ваша семья до недавнего времени находилась в Финляндии. Но Юлия Сергеевна говорила, что ей неуютно жить так близко от советской границы. Она собиралась перебраться в Лейпциг к кому-то из своих друзей. Вероятно, вы без труда разыщете ее там?
– Конечно! Мне уже передали письмо, – Самсонов был растерян и дрожащим голосом выразил свою признательность.
Но его не слушали. Аваддон в задумчивости смотрел за спины гостей. Глаза его сузились и блестели желтыми кошачьими зрачками. Вдруг он встрепенулся и обратился к Зетлингу:
– Что до вас, то мне остается лишь спасовать перед обстоятельствами. Ваше нежелание идти по предложенному мной пути мне понятно. Воля ваша. Живите, как сочтете нужным. Но знайте, что другого предложения вы не получите. И выйдя отсюда, вы станете чужим, много знающим и чрезвычайно опасным врагом. Я не стану наносить удар первым. Но малейшая ваша оплошность, любая опрометчивость может поставить точку в вашей жизни. Если желаете знать мое мнение, то лучшее для вас исчезнуть, заставить забыть о себе и больше никогда не попадаться на моем пути. Я знаю вас как благоразумного человека. Вы знаете меня как человека, имеющего обыкновение держать слово. Но в вашем случае дело гораздо глубже и серьезнее. Я поступил опрометчиво, излишне отдернув завесу тайны, отделяющую наш союз от стороннего мира. Я отдернул завесу для вас, но вы не пожелали ступить за нее. Отныне будьте осмотрительны.
– Не утомляйте меня угрозами. Я вас понял и не нуждаюсь в пояснениях. Скажу больше, я жажду лишь одного – исчезнуть, забыть этот мир и построить другой, свой, маленький и защищенный. И с вами, милостивый государь, мне не по пути.
– Будем считать, что мы сговорились, – Аваддон подался вперед и, кряхтя, налил себе виски. – Будем считать, что сговорились, – повторил он, осушил стакан и довольно крякнул. – Двоих из вас я удовлетворил. Остается третий и самый взыскательный. Так, Александр Евгеньевич? – Аваддон с насмешкой взглянул на Минина. – Что я вижу? Вы обладатель чудного перстня! Разрешите взглянуть.
Аваддон увидел кольцо Минина, и лицо его вдруг переменилось. Минин неохотно снял перстень и протянул Аваддону.
– Перстень достался мне от деда. Он участвовал в знаменитой атаке кавалергардов под Аустерлицем и в числе немногих остался жив.
– Это дар императора? – Аваддон положил на ладонь огромный золотой перстень с выложенным бриллиантами двуглавым орлом. – Великолепная работа. Храните его.
Минин взял перстень с худой и белой руки Аваддона. В желтых глазах Черного человека ротмистру почудилась злорадная насмешка.
– Вы меня не любите, я знаю, – произнес Аваддон, – и правильно делаете. И еще правильнее, что не доверяете мне своей жизни. Не скрою, я сумел бы оказать услугу всякому,
– Я, господин вершитель судеб, в ваших услугах не нуждаюсь!
– Жаль…
Аваддона прервал вошедший в залу матрос. Лицо его было рассечено и кровоточило.
– Господин! Они приближаются. Мы столкнулись у заставы. Часть их отступила, а другие обошли нас и рассыпались по лесу.
– Хорошо. Продержитесь до темноты?
– Должны.
– Ночью уйдем.
Матрос в знак согласия наклонил голову и вышел.
– Неразбериха. И даже я бессилен. Слишком часто приходится смиряться с обстоятельствами.
– С кем было столкновение? С казаками? – спросил Зетлинг.
– О, нет! С ними я бы давно сговорился. Перестрелка была с наступающим авангардом Первой конной.
– Это невозможно! – Зетлинг в волнении поднялся.
– Отчего же? Разве на пути сюда вы не видели бегущих казаков? Не слышали перестрелку? Корпус Шкуро сдал оборону и в панике откатывается к городу.
– Будут уличные бои, – стальным голосом произнес Минин.
– Не думаю. Шкуро подвела самонадеянность. Он был уверен, что разгромит Буденного в чистом поле. Ему это не удалось, но город не был подготовлен к обороне. И казаки больше не станут драться. Это очевидно. Троцкий сумел собрать в кулак резервы и теперь, сколь стремительно ваша армия наступала на север, столь же безостановочно она будет откатываться на юг. В тылу восстания. Казачество истощено. Все устали от бойни. Этой ночью с падением Воронежа будет вбита веха, после которой пути назад уже не будет!
Аваддон встал. В мечущихся по стенам языках пламени чернела его высокая, худая фигура. Его хриплый глухой голос надрывался. А за частоколом, уже близко, нарастала ружейная стрельба.
– Тася! – будто только сейчас вспомнив о присутствии дочери, воскликнул Аваддон. – Попрощайся с господами и иди собираться. Мы отправляемся.
Тася встала, поклонилась гостям и выбежала вон, не в силах сдерживать рыдания.
– Было время строить воздушные замки. Пришел час взрывать мосты. Капитан! – Аваддон возвысил голос. – Без сомнения, ваш подвиг не останется безвестным. И не ваша вина в том, что все рухнуло. В этом нет ничьей вины. Здесь действуют силы, находящиеся вне нашего разумения и власти. Прощайте же.
Аваддон вышел. Следом исчез слуга. Три наших героя остались одни в огромной зале. Камин догорал. Стрельба и артиллерийская канонада нарастали и оглушительным ревом врывались внутрь.
– Нам пора, – сказал Зетлинг.
По пустому дому они вышли на крыльцо. Двор был безлюден. Солнце село, но тьма еще не спустилась на землю. Моросил дождь. Туман и сырость расползались по земле, взбирались на холмы и дорожные насыпи. Три гнедых жеребца рвали удила у коновязи.
Пушки на другом конце леса заливались раскатистым грохотом. Из города доносилось эхо от взрывов и бурчание пулеметов. Внезапно во всеобщий гвалт вторглось нечто новое, накатистое и могучее. Собрав в решающем ударе все силы, Шкуро повел кавалерию в атаку. Рассыпавшись лавой и сметая передовые разъезды красных, казаки опрометью, на плечах бегущих, ворвались в лес. Началось беспощадное истребление. Рубились все со всеми. Без выстрелов, в надвигающейся тьме, среди исполинских дубов, потеряв строй, казаки бились за мертвый город за своей спиной.