Степь. Кровь первая. Арии
Шрифт:
– Ну, так это дело хорошее, вреда не будет.
Лучшая знахарка для дитя всегда была собственная мама. Для того, чтобы лечить ребёнка, знахарка должна была совпадать с ним по крови. Если не совпадала, лечение насмарку. Мама по крови совпадала всегда. Самым верным средством считались выделения матери: слюна, слеза, моча, вода, смытая с её лица или тела. Обряд перерождения был прост: в бане она садила ребёнка себе между ног, так называемое "под роды" и обливала себя водой. Вода, стекая с её тела, попадала на ребёнка. Тем самым он защищался, очищался.
Зорька ещё помялась с ноги на ногу и переступая через себя и свою гордость, попросила:
– Так, Данух, может чем
– А как же "сама, сама", - продолжила язвить баба, но видя, что молодуха потупила глазки, добавила, - ладно, иди лей. Подойду попозже.
Зорька развернулась и понесла дочь в баню. На душе стало спокойней. Не хотела она Матерь просить, стыдно ей было перед бабой. Звёздочка так прижилась у Данухи, что и про маму начала забывать. Как-то заело это Матёрую, даже сама не поняла на какую мозоль ей этим баба наступила. Забрала дочь от неё, как от титьки оторвала, да ещё причём чуть ли не с руганью, всячески показывая вековухе, кто есть "настоящая мама", но вот не долго сама нянчилась. Уж на второй день Звёздочка приболела. А к Данухе за помощью было обращаться уже стыдно. Хотела Данаву дождаться, что убежал куда-то с утра пораньше, не то собирать травы какие, не то ещё чего, но в шатре, по утру, она его не застала. И сбегав туда ещё несколько раз, попозже, тоже не застала. Вот и решилась сама, хоть материнской защитой "пролить". Её мама всегда так с ней в детстве делала. А тут Дануха подвернулась на пути, как назло, хотя может это и к лучшему.
Когда Зорька уже заканчивала, сливая с себя последний ковш воды, в баню наконец пожаловала Матерь.
– Ути Звездюлину нашу мама намочила, - засюсюкала она, обращаясь к Звёздочке.
Та сидела между ног Зорьки довольная, фыркая каплями воды, то и дело утирая личико своими крохотными ладошками, что получалось у неё очень смешно.
– Накась, - протянула Дануха Зорьке какую-то безделушку на верёвочке, - то ж с себя сплесни, да на дочь одень.
Зорька сначала хотела было спросить, что это, но тут же поняла - это материнский оберег. Материнские обереги - как правило, символы имеющие отношения к родам: высушенные фрагменты около плодового пузыря, последа, тканей плода - выкидыша. Кроме этого применяли предметы с отверстиями: щепка с отверстием от сучка, камень с дыркой, игла, свёрнутая в кольцо и т.д. Обращение к материнской защите, служило средствам магической защиты не только от природных и потусторонних сил, но и от социальных.
– Благодарствую, Данух, - принимая отполированный кусочек дерева с дыркой от сучка, поблагодарила Зорька и тут же с надеждой спросила, - а зелье какое-нибудь?
Дануха крякнула, присаживаясь рядом, сплюнула с ехидной улыбкой и проговорила:
– Ох и дура ж ты Зорь. Нет такого зелья, чтоб зубы не лезли. Я про такое не слыхала.
– Какие зубы?
– недоумевала молодуха.
– Ну не твои ж. Тебе уж поздно растить, пора дёргать, притом по живому, а вот Звездюлине в самый раз.
– Так чё у неё зубки режутся, чё ли?
– А то, - со смехом сказала баба, - ох и бестолковка ты ещё.
Зорька посмотрела на дочь. Та, ухватив обоими ручками деревянный оберег, повешенный на шею, озверело его грызла.
– Тфу, - сымитировала Зорька плевок в сторону и у неё, как камень с души свалился, она ж с дуру, чего только не передумала.
Тут в шкурном проёме показалась изрисованная голова потерянного с утра Данавы.
– Здравы будьте бабаньки, - проговорил он, продолжая торчать из-за шкуры только одной головой, - это, я вас везде ищу, ищу, - продолжил он как-то заискивающе неуверенно.
– Ну, нашёл, - буркнула Дануха, - чё стоишь то, сиротинушка недоделанная? Заваливай,
– Да ну тебя, - обидчиво отмахнулся "колдунок" и не думая обижаться на сеструху свою языкастую, но зашёл и сев перед ними, развязал и распахнул курточку, хотя снимать не стал.
– Ты где это был, Данав, - спросила его Зорька, беря Звёздочку на руки, - с утра шатёр пуст.
– Так Знаменье ж нынче, - удивился Данава, - ходил к воде...
– тут он замялся, опуская глазки, - ... я Речную Деву видел.
– Ты?!
– округлила глаза Дануха и так по-настоящему удивилась, будто услышало что-то такое, чего быть никак не могло.
– Ну да, - подтвердил "колдунок", - как тебя. Она меня за Зорькой послала.
Наступила пауза. Бабы в упор смотрели на Данаву, ожидая продолжения, Данава на них, притом поочерёдно перескакивая с одной на другую и зачем-то часто мигая.
– Чё говорила, то?
– взбеленилась Дануха укладывая свой вопрос в извращённо витиеватый мат, бесясь, что приходиться с братца всё силой вытягивать, - чё ты меня за сиську то тянешь, всю душу вымотал?
– Я же сказал, за Зорькой послала, - Данава тоже в ответ повысил голос, начиная раздражаться, заражаясь настроем на беседу от своей сестрёнки, - сказала: "Данава, ступай, пусть ко мне Утренняя Зоря придёт".
Зорька тут же соскочила, завертелась, как уж на раскалённом камне, тут же сунула Звёздочку в руки Данухи и кинулась одеваться.
– Где хоть видел то?
– уже спокойно уточнила Дануха, утирая рукой мокрого ребёнка.
– На реке, где родник наш в русло впадает, - живо проговорил Данава обращаясь уже не к Данухе, а к одевающейся на бегу Зорьке.
– Понятно, - бросила та, не оборачиваясь и стрелой выскочила из бани.
Зорька неслась по лесу со всех ног, даже не завязав безрукавку и не прибрав после бани длинные, мокрые волосы. Так и вылетела к источнику титьки наружу, волосы комками спутались и вздыбились. Отдышалась, хлебнула студёной воды из источника и уже шагом, но быстро, двинулась вдоль ручейка. Здесь тропы не было, никто тут не хаживал, поэтому трава к берегу стояла густая, выше пояса, да стебель толстый, как у куста хорошего. Зорька не стала ломиться через заросли, а просто пошла по ручью, раздвигая разросшуюся над ним траву, шлёпая короткими сапожками по мелкой воде, то и дело всматриваясь в прибрежный камыш. Наконец, она шагнула в заросли камыша, раздвигая его руками и тут же проваливаясь по колено. От внезапности провала, чуть не потеряла равновесия, но удержалась, схватившись за стебли камыша. Не успела опомниться, как оказалась в мокрых объятиях Речной Девы, выросшей из ничего, прямо сквозь камыш. Утонув лицом в тёплой воде её тела, она вздёрнула голову вверх от неожиданности, распарывая носом Девины груди и утерев лицо ладонью, замерла. Дева улыбалась, продолжая касаться речными руками Зорькиных плеч.
– Здрав будь, Зоренька, - ласково прожурчала Речная Дева, продолжая при этом мило улыбаться.
– Здрав будь, Дева Речная, - ответствовала ей молодуха, тоже растягиваясь в улыбке, но в отличии от Девиной - улыбке восхищения.
– Давно не была у меня, - продолжала полужить, - видно забывать обо мне стала.
– Да как же, душа моя?
– перепугалась Зорька и тут же начала оправдываться, - я ж на Семик в аккурат к омуту бегала, дары носила. Тебя звала, но ты не откликнулась.
– Знаю, - переливающимся голосом успокоила её Дева, убирая свои водные руки с её плеч, постепенно переставая улыбаться и сделавшись, наконец, серьёзной, продолжила заговорщицки в пол голоса: