Степь. Кровь первая. Арии
Шрифт:
– Они разделились, - тихо проговорила она, - одна прямо перед нами в доме каком-то, а вторая вон там, - и она указала в сторону, - она похоже в яме прячется, - и немного помолчав, с каким-то ужасом, прошептала, - а третьей нет. Я её не чувствую.
Охотница, тут же пригибаясь, пошла в сторону спрятавшейся, то и дело останавливаясь и вглядываясь в пустоту зимнего леса. Вскоре они вышли на край вырубки. Вырубленная от леса огромная поляна была пуста. Людей видно не было. Стуки топоров и мужские окрики раздавались где-то в стороне и видно их не было.
– Где она?
– спросила Голубава, всматриваясь в пни и остатки кустарника на вырубке.
Неважна помедлила, после чего протянула руку в сторону виднеющейся вдалеке края
– Там.
И они, низко пригибаясь, перебежками среди пней, пустились в направлении, указанном Неважной.
Когда они добрались до ямы, в которой по предположению молодой охотницы пряталась девка, то обе остолбенели в шоке, выпрямившись в полный рост, забыв про осторожность.
– Это же помойка, - обескураженно произнесла Голубава, оглядывая большой овраг, заваленный мусором жизнедеятельности человека. Там были свалены содранные шкуры животных, их скелеты, с не до конца обрезанным мясом, валялись тут и там головы различных животных, замёрзшие и свежие кучи человеческих изпражнений и жёлтые дыры проталин от мочи. Было такое ощущение, что сюда ходил гадить целый табун мужиков в несколько десятков человек. Голубава недоумённо посмотрела на Неважну. Та, поморщившись, неуверенно спросила:
– Она что, лучшего места спрятаться не нашла?
– Ну, а чем не схрон?
– ответила ей баба с какой-то брезгливостью.
– Она там, - со вздохом проговорила Неважна, указывая на отдалённую кучу и стала спускаться в овраг.
Внимательно смотря под ноги и пробираясь по краю, всё равно то и дело натыкаясь ногами на кости, припорошённые снегом, они добрались до нужной кучи. Девку нашли сразу и тут же поняли, хотя сначала не поверили, что она не пряталась, а её просто выбросили на помойку, как жмура, только ещё живую. Куча, в которой она лежала, была сооружена из кабаньих костей, а внизу их вмёрзла турова шкура, плохо ободранная с жиром и кусками замёрзшего мяса, которая подвернувшись образовала под двумя примороженными головами хряков, что-то вроде небольшой норы, в которой в неестественной позе лежала Белянка, а это была именно она. Девка была ещё живой, но ни на что не реагировала. Голубава вытащила её и взяв на руки, понесла из оврага наверх. Девка была подобна травяной кукле, безвольной и абсолютно расслабленной. Баба намеревалась отнести её куда-нибудь подальше от этой мерзости, где запихать в походный мешок, осмотреть и расспросить, если получится, но не успела.
– Эй, а ну стоять!
– проревел мужской бас и в овраг с другой стороны спрыгнул здоровенный мужик в красном одеянии и с копьём в руке.
В голове у Неважны с момента обнаружения ямы, вид которой вверг её в недоумение и до этого момента, выведшего её из этого недоумения, пролетел целый рой эмоций. От непонимания и неверия в увиденное, до осознания того, что живого человека, девушку, можно прямо так взять и выбросить на помойку как... Она долго подбирала слово, но так и не смогла. Когда Голубава вынимала Белянку из норы, то осознание переросло в обиду до слёз, и она тихо заплакала, обзывая по-своему этих нелюдей, как умела. А когда этот воин рявкнул и прыгнул вниз, она уже негодовала в ненависти, злобе и ярости. Именно за мгновение до этого, ей вдруг захотелось поубивать всех этих сволочей, а тут как по заказу, на те. Она, даже не раздумывая, хладнокровно, но быстро, в одном монолитном движении сняла лук, вынула и вставила стрелу, натянула тетиву и выстрелила. Чем-то до безобразия довольный мужик, в тот момент шустро перелезавший через гору костей, словил стрелу прямо в глаз, ничего не успев понять. Даже самодовольное выражение на лице так и осталось без изменения. Он резко выпрямился, выгнулся назад и рухнул куда-то за кучу спиной вперёд, выронив при этом копьё. Неважна замерла со звериным оскалом на лице, как заворожённая смотря на пустое место, где только что был воин. Голубава, застигнутая
– Иди сюда, - проорала она сдавленным голосом, обращаясь к замершей на месте Неважне, - быстрей.
Неважна никак не отреагировала на её сдавленные вопли, оставаясь стоять на месте, а вместо этого, сухо, но громко спросила, даже не стараясь скрываться:
– Зачем?
– Как зачем?
– в панике, суетливо перелезая через кучу хлама, переспросила Голубава, - увидят труп, кинутся искать.
– Голубава, - неожиданно спокойно проговорила охотница, - не суетись. Ты бы лучше посмотрела за Белянкой. Это не они нас будут искать, а я их. Я их всех поубиваю.
Голубава хотела было накинуться на несмышлёную девку даже рот распахнула и воздуха в грудь набрала, но увидев её лицо, тут же осеклась, чуть не брякнувшись задницей на кучу. У неё вдруг что-то лопнуло внутри и растеклось обжигающим теплом. Она даже почувствовала, как лицо запылало от прилива крови. Голубава опустила руки, глаза. С лица сползла суетливая растерянность, которая плавно перетекла в выражение злобы и ненависти. Она медленно поднялась на кучу, подхватила копьё, прикинула его в руке на вес.
– Я тоже, - неожиданно громко твёрдым и уверенным голосом проговорила Голубава, - хватит бегать, пора платить по долгам. Я за этим сюда и пошла.
– Ты бы всё же посмотрела для начала Белянку, сестра, вдруг ещё можно чем помочь.
Спокойствие и рассудительность девчонки, как пощёчина привело Голубаву в чувство. Стало почему-то стыдно и вместе с тем отрезвляюще спокойно. Эта девчонка оказалась куда прочнее, чем казалась и, тем более крепче чем она, паникёрша. Баба пошла с Неважной, думая, что сможет поддержать её своим жизненным опытом и здравым рассудком, а оказалось всё наоборот. Это осознание собственной мало значимости и неспособности в критический момент собраться и принять правильное решение, задело бабу, но и только. Она тут же "проглотила" свои эмоции и включила рассудок.
– Хорошо, - так же чётко ответила она и забрав у охотницы скатку с шатром, пошла смотреть девку.
Через некоторое время Голубава вернулась к Неважне, продолжающей стоять на одном месте.
– Плохо дело, - проговорила она зло и грустно, - она вся избита до полусмерти. Сложно сказать сломано что или нет, но волосатую щель ей порвали вдрызг. Такое ощущение, что целая артель мужиков насиловала и не по разу. Крови много потеряла. Но теперь уже не кровит. Запеклось всё. Я отнесу её за овраг на спуск. Попытаюсь в чувство привести отварами да примочками, если получится.
Неважна ничего не сказала, лишь кивнув головой в знак одобрения, продолжая своими, ничего не выражающими глазами, внимательно следить за краем оврага. Голубава вернулась к молодухе и схватив мешок шатра с полумёртвой - полуживой Белянкой, понесла её наверх из оврага и дальше по пологому склону вниз, устроившись там в кустах и разведя небольшой костерок. В походном котелке Неважны она натопила снег, засыпала толчёной сухой смеси из трав и кореньев. Когда сунула отвар в снег остужаться, сверху услышала окрик мужика, но не на спуске, а где-то там на помойке. Она вздрогнула, вскочила, вновь охваченная беспокойством, но никого видно не было, а там на горе было всё тихо. Белянка лежала в мешке, накрытая шкурой. Глаза её были открыты, но на все обращения к ней, тряску за плечо, за вымазанное лицо, никаких ответных реакций не производила. Голубава с силой посадила её и стала вливать в рот зелье, но та не глотала и всё, что вливалось в рот, выливалось из расслабленных губ обратно. Это Голубаву взбесило. "Ах ты дрянь!" - выругалась она злобно и с силой запрокинув голову, влила порцию отвара. Та захлебнулась, закашляла и глубоко задышала с присвистом. Постаралась опять улечься на бочок и тихонько захныкала, как маленький ребёнок, но Голубава не дала ей это сделать.