Степан Осипович Макаров

Островский Борис Генрихович

После брандерской операции 14 марта японский флот не подходил к артурским берегам в течение двух недель. Это не могло не показаться подозрительным, и действительно подозрения подтвердились. В ставке Алексеева стало известно, что в конце марта следует ожидать появления вражеского флота с транспортами у берегов Ляодуна. 29 марта об этом узнал и Макаров.

Двинуться всей массой транспортные суда, хотя бы и под охраной крейсеров, вряд ли рискнули бы: первоначально должны быть оборудованы якорные стоянки, где-либо на Ляодунском полуострове, — так заключил Макаров и решил назавтра же осмотреть острова Эллиот, расположенные в 60–70 милях от Порт-Артура и вполне пригодные в качестве временной базы. Если на островах будет обнаружена подготовленная база, ясно, что именно здесь-то и собирается противник высадить вторую армию и тогда, поутру, Макаров явится сюда с главными силами и даст

сражение.

30 марта он созвал совещание командиров 1-го и 2-го отрядов миноносцев и отдал им распоряжение вечером идти в ночную разведку к островам Эллиот. В случае же, если будут встречены вражеские суда — транспортные или военные — решительно атаковать их. Командирами отрядов были назначены капитаны второго ранга Бубнов и Елисеев, в каждый отряд входило по четыре миноносца.

Проводив миноносцы, Макаров около десяти часов вечера прибыл на дежурный крейсер «Диана», где и остался на всю ночь. Адмирал чувствовал себя тревожно и не спал. Вероятно он беспокоился за участь миноносцев, ушедших в опасную разведку, или ожидал новой операции японских брандеров.

Вот, что пишет в своих воспоминаниях Семенов о вечере 30 марта 1904 года:

«Только что адмирал успел обойти батареи, бросив тут и там несколько ласковых, в боевой обстановке так много значащих, фраз команде, застывшей на своих постах, — как «что-то увидели»… Трудно сказать, что именно, но несомненно в лучах прожектора Крестовой горы обрисовывались силуэты каких-то судов…

Особенно мешала разобрать, в чем дело, сетка мелкого дождя, ярко освещенная прожекторами… Казалось, что подозрительные силуэты не то стоят неподвижно, не то бродят взад и вперед по тому же месту. Было 10 ч. 20 м. вечера.

Ни у кого на «Диане» не было, казалось, сомнений, что под покровом ночи пришли японцы и сейчас забрасывают рейд минами.

— Прикажете открыть огонь? — спросил командир.

— Эх!.. кабы знать! — досадливо махнул рукой адмирал… — Вернее всего наши же!.. Не умеют еще ходить по ночам! Отбились, растерялись… и теперь толкутся около Артура! И своих найти не могут, и вернуться не решаются, чтобы за японцев не приняли!.. Чистое горе!.. — Но тотчас же, поборов свою досаду, он добавил спокойным, уверенным тоном: — Прикажите точно записать румб и расстояние. На всякий случай, если не наши, надо будет завтра же с утра протралить это место, не набросали бы какой дряни…

Видение только мелькнуло и быстро скрылось за сеткой дождя».

Дежурные наблюдатели на береговых батареях также заметили подозрительное движение на рейде и сообщили об этом генералу Стесселю [137] .

Трудно сказать, каково было в ту ночь душевное состояние Макарова, что он переживал и думал, но одно ясно, что и собственное наблюдение и сообщения как-то оттеснились в его сознании на второй план, он перестал о них думать и не повторил утром приказания протралить подозрительное место. А между тем, силуэты были замечены, как выяснилось после, как раз на том месте, где произошла катастрофа с «Петропавловском».

137

Характер сообщений береговых наблюдений отличался полной определенностью, в них было сказано, что замеченные силуэты похожи на миноносцы, которые находятся все на одном месте.

На следующий день с рассветом Макаров с «Дианы» перебрался на «Петропавловск». Тут же был весь его штаб и художник В. В. Верещагин. Макаров уговаривал его оставить корабль. «Сегодня возможен бой, и вы рискуете жизнью», — заметил он. Но Верещагин ответил, что он в Порт-Артур и приехал затем, чтобы увидеть на близком расстоянии морской бой и запечатлеть его на картине, а рисковать он привык и в сражениях бывал.

Приняв рапорт командира «Петропавловска» капитана первого ранга Яковлева, Макаров быстро поднялся на мостик, взял бинокль и стал смотреть вдаль, куда накануне вечером отправились наши корабли. Вскоре на востоке показались дымки. Миноносцы возвращались, но не в полном составе. Что-то было неладно.

Ночная экспедиция закончилась трагически. Подойдя к островам Эллиот и не обнаружив там неприятеля, русские корабли повернули к Артуру. Они шли в дождь, среди непроницаемой темени, едва-едва различая, а временами и вовсе теряя друг друга из вида. Близость островов, обилие подводных камней и мелей заставляли командиров быть особенно осторожными. Не разойтись в такой обстановке было почти невозможно. Все же, повинуясь скорее чутью, миноносцы не отходили на большое расстояние один от другого.

Не повезло лишь

миноносцу «Страшный». Около полуночи он основательно заблудился в островах. Как ни меняли направления, нигде не могли найти своих товарищей. Тогда решили взять курс на Артур и идти самостоятельно. Часа два шли благополучно. Но вот вдали замелькали огоньки. — Наконец-то нашли своих! — решил командир, капитан второго ранга Юрасовский и стал подходить к замеченным огням. Из осторожности «Страшный» шел без огней. Как только забрезжил свет, командир, все еще не различая очертания судов, приказал дать позывные. Эти позывные и погубили миноносец. В ответ на позывные грянул залп, и моряки различили во встречных судах шесть неприятельских миноносцев и два крейсера. Окружив «Страшного», японцы стали засыпать его снарядами. Прорваться сквозь кольцо из восьми японских кораблей оказалось немыслимо, хотя такая попытка и была сделана. Оставалось или сдаться, или погибнуть в бою. Командир Юрасовский выбрал бой. И бой начался. Подобно экипажам «Стерегущего» и «Сильного», моряки «Страшного» покрыли себя славой. Одним из первых 6-дюймовых снарядов, попавших в миноносец, разорвало Юрасовского. Этим же снарядом убило всю прислугу у носового орудия и подбило само орудие. Снаряды с восьми японских кораблей сыпались непрерывно. Палуба миноносца устилалась убитыми и ранеными. Командование перешло к лейтенанту Малееву.

Исход боя был, конечно, предрешен заранее, на помощь рассчитывать было трудно, но лейтенант Малеев решил, что он, да и вся команда, дешево свою жизнь не отдадут. В эти критические минуты все действовали необычайно слаженно, толково. Малеев распоряжался точно и отчетливо, поспевая всюду. Его видели то на носу, то на корме, там, где происходила какая-нибудь заминка; он успевал крикнуть подбадривающее словцо и в машинный люк. Его товарищ, мичман Акинфиев, упал с развороченным осколком снаряда боком. Но все же, превозмогая боль, собрав последние силы, он успел уничтожить секретные карты и сигнальные книги, уложив их в мешок и выбросив с балластом за борт.

С каждой минутой редело число членов команды миноносца. Море кипело от рвущихся вокруг снарядов. Но на палубе среди раненых и трупов товарищей уверенно работали у орудий матросы. Пример Малеева вдохновлял комендоров; из немногих уцелевших орудий они слали в корабли противника выстрел за выстрелом. Улучив удобный момент, Малеев приказал минеру Черепанову пустить в близко подошедший японский крейсер торпеду. На палубе «Страшного» грянуло «ура»: торпеда достигла цели, крейсер стал быстро крениться на борт, к нему на помощь бросились другой крейсер и два миноносца. Сразу четыре единицы вышли из боя. Положение изменилось, и у Малеева на короткое время даже появилась надежда пробиться. Воспользовавшись замешательством врага, он решил пустить ко дну и второй крейсер. Черепанов уже зарядил аппарат, но только он взялся за спусковой рычаг, как неприятельский снаряд попал в самую торпеду. Раздался ужасный взрыв. Все находившиеся поблизости были убиты, инженеру-механику Дмитриеву оторвало голову. Машина вышла из строя. «Страшный» остановился. Японские миноносцы вплотную подошли к «Страшному» и стали в упор расстреливать его. «Страшный» получил пробоину, последняя 47-миллиметровая пушка была уничтожена. Корабль доживал последние минуты, но все же не сдавался. В распоряжении Малеева осталась лишь небольшая пятиствольная митральеза [138] , снятая им 14 марта с японского брандера. Приладившись к ней, он осыпал палубы японских миноносцев картечью. Наконец кончились заряды в митральезе, и «Страшный» замолчал. Японцы подошли еще ближе и предложили сдаться. «Лучше погибнем, но не сдадимся», — ответил Малеев, обращаясь к команде. В это время миноносец начал медленно погружаться в воду. Он уже погибал, но японцы не переставали стрелять. И больше всего Малеева удручало в эти минуты сознание того, что уже ничем нельзя ответить противнику. На случай абордажного боя Малеев приготовил револьвер. Осколком снаряда у него сорвало фуражку и ранило в висок. Вдруг он с удивлением заметил странное движение на неприятельских судах, стрельба прекратилась, и миноносцы стали быстро уходить от «Страшного». В чем дело? Малеев осмотрелся и увидел, что на помощь «Страшному» несется полным ходом четырехтрубный крейсер «Баян». Но было уже поздно. «Страшный» погружался в воду. Палубу его уже захлестывала волна.

138

Митральеза — многоствольная скорострельная мелкокалиберная пушка, стреляющая картечью — предшественница современного пулемета.