Степан Разин (Книга 1)
Шрифт:
Толпа на берегу ожила. Череда груженых возов, стоявших на съезде с высокого берега, сдвинулась ближе к реке, какой-то понурый вол, привязанный позади арбы, уныло и протяжно взревел, заржали лошади. С острова воинственной перекличкой отозвались петухи. Пешеходы и всадники, стремясь обогнать возы в узкой лощинке дороги, протискивались к самой воде...
Резвый, холодный ветерок вдруг сдернул с реки серебристую дымку тумана, и все вокруг засверкало отблеском солнца, яркими красками, словно умывшись утренней осенней свежестью. На воде стали видны рыбачьи ладьи и челны.
Едва паром
– Куды, к черту, прете! Потонете так! На всех места хватит! – суетливо размахивая руками, кричал старенький казачишка-паромщик на деревянной ноге. И правда, когда уже все разместились, достало бы места еще на добрый десяток возов.
Две молоденькие казачки в теплых кацавеях под общие веселые шутки вбежали последними на паром.
– Давай навались! – неожиданным атаманским покриком загремел паромщик, расправив седую бороду и повелительно сверкнув из-под шапки глазами на всю толпу казаков.
– Взя-ли! Дру-уж-но! – поплевав на ладони, подхватили казаки.
И под гомон голосов тяжелый, неуклюжий паром со скрипом пополз обратно.
С разных сторон к Черкасску сплывались рыбачьи ладьи, нагруженные мокрыми сетями и свежей добычей, еще трепетавшей живым серебром на солнце.
Радостно смеющимися глазами посматривал Стенька на реку, на казаков, на молоденьких припоздавших девушек, о чем-то со смехом шептавшихся между собою. Он гордился своим серым, в яблоках, коником и своей казацкой осанкой. Была бы трубка в зубах, и он пустил бы такой же пышный куст сизого дыма, как тот бородастый казак на волах...
Молоденькие казачки, шепчась, взглянули на юного казака и захихикали. Степан, стараясь не показать смущения, перевел взгляд на кручу правого берега, теперь залитого солнцем, и увидел там ватагу скачущих всадников.
– Дывись, атаманы, что там за вершники! – воскликнул Степан, довольный, что первым увидел на берегу поспешавших казаков. Все оглянулись.
– Бачьте, братове, гонцы якись, что ли! С чем бы? – заговорили казаки.
– Наметом идут. Кубыть, к переправе.
– Эх, смотри, припоздали! – сочувственно протянул кто-то.
– Не наши станичные, словно б чужие.
– Да то запорожцы! Гляньте-ка: польски жупаны и шаровары красные, как у турка!
Всадники, видимо, тоже заметили отваливший от берега паром. Передний из них, сияв шапку, махал ею плывущим. Он что-то крикнул, но ветер отнес его крик.
– Лихо спешат гонцы! Знать, крепко побили польских панов! – довольно сказал с седла старый Разя. – Стой, стой, дядько Иван! Ворочай! – закричал он паромщику. – Поворотимся к берегу, подождем!
– Диду Тимош, ты всем запорожцам свойственник: кому – кум, кому – сват! – с насмешкой заметил дородный щеголеватый казак с бирюзовой серьгой в ухе. – Пошто ворочаться! Пождут у бережка, да в другой раз и перевезутся!
– Пождут, не беда! Нам уж рукой подать, – подхватили казаки, спешившие на базар.
– Полно глазеть, атаманы! Тяни дружней! – крикнул паромщик.
Запорожцы взлетели вскачь на кручу над переправой. С берега донесся
– Зараз ворочу-усь! – сложив ладони трубою, откликнулся паромщик в сторону берега и ответно махнул шапкой.
Паром уже достиг середины течения, когда запоздалые всадники спустились к воде. Как бы смерив взглядом ширину реки, их вожак из-под ладони взглянул на Черкасский остров и разом спрянул с коня. Вслед за ним спешились и остальные украинцы.
– А головой у них Боба! – обрадованно узнал Тимофей Разя. – Бобу по малым делам не пошлет Запорожье!
Старый знакомец Рази полковник Андрий Боба в последний раз приезжал на Дон перед весной для покупки казацкой сбруи. Сорок тысяч конских удил и столько же пар железных стремян заказал он тогда донским кузнецам, чтобы не ковать их на Украине, где панские подсыль-щики могли увидать прежде времени подготовку украинцев к битвам против ненавистного панского ига. Да еще ухитрился Боба тогда где-то тайком купить сотню бочонков пороху и толику свинцу панам на гостинцы. Когда он уезжал домой, то наказывал ждать вестей о великих победах над польским панством. И вот прискакал теперь сам, должно быть, с большими вестями.
– Надысь проезжал из Польши домой армянин. Такая война, говорил, – и товары покинул, абы душу спасти. Запорожцы, мол, гонят панов и колотят, – заметил казак с серьгой.
– Пошли им господь одоленье! – сказал Тимофей. Он снял шапку и перекрестился.
– Дай бог! – подхватили вокруг на пароме.
– Батька! А что же он на буланом? Ведь он прошлый год купил Воронка! Неужто сменял? – звонко спросил Стенька.
– Да что они, чертовы дети, купаться затеяли, что ли! – тревожно выкрикнул удивленный паромщик, заметив, что запорожцы начали раздеваться.
С парома глядели на берег с любопытством: гонцы поскидали с себя одежду, освободили коней от подпруг и по-татарски сложили платье и седла на вязанки сухого камышняка, захваченного с собой для переправ через реки.
– Батька, куда ж они?! Ведь вода ледяная! – в волненье воскликнул Стенька, когда запорожцы направили лошадей в осенние воды глубокого Дона.
– Куда вы там, бешены черти! Зараз ворочу-усь! – закричал им паромщик.
Во всех челнах и ладьях гребцы покидали весла, уставившись на запорожских вестников.
Когда кони зашли глубоко и могучее течение начало быстро сносить их книзу, всадники поспрыгивали с коней в воду и, держась за их гривы, пустились вплавь...
Донские казаки издавна были союзниками запорожцев в борьбе со степными ордами, которые рвались на север с приморского юга.
Плечом к плечу стоял Дон с Запорожьем, и много раз под татарскими саблями смешивалась их кровь. В битвах с крымцами множество запорожских казаков было вызволено донцами из турецко-татарской неволи и немало пленных донцов избавлено запорожцами. А сколько украинских крестьян уходило от мести польского шляхетного панства в пределы донских земель и в соседнюю Слободскую Украину, где вырастали их поселения и создавались новые станицы и города. У казаков был почти что один язык; одна вера и давняя дружба связывали их. На Дону всегда радовались победам запорожцев и сочувствовали их поражениям...