Степан Разин (Книга 1)
Шрифт:
– Вот ведь лихо казацкое – воеводы! – бранились донцы. – Еще бы не боле двух недель – и пировали бы мы в Варшаве!
– А вон скачет мой на рыжей кобыле! – с сожаленьем вздыхал Сережка Кривой. – Саблю я вышиб из рук у него, а сам, проклятый, ушел!
– С пером?
– Он. Хитрющий! Саблей не смеет драться, а из мушкета – ловок. Сколь казаков сгубил: Муху его пуля достигла, Головня от него пропал, Еропка Костяник застрелен...
– А мне бы гетмана в руки добыть, так иных бы всех вам покинул, – замечал Иван Черноярец.
Так переговаривались
– Ныне уж не достать ни панов, ни гетманов. Как стала наша удача, так и войне конец.
Казаки стояли там, где застало их перемирие, и держали только дозы. Им было приказано быть наготове к бою, чтобы избегнуть вражеского коварства, но в битвы самим не вступать.
И вдруг однажды за лесом, впереди хуторка, началась перепалка из ружей. Казаки встрепенулись и повскакали на ноги, силясь увидеть с пригорка, что там творится, но лес скрывал происшествие.
Есаул головного дозора Степан не мог допустить мысли о том, что где-то, совсем недалеко, происходит стычка, а он и не знает, что там такое.
Степан мигом вскочил в седло и выехал за околицу. С ним помчались Иван Черноярец, Сергей Кривой, Еремеев да еще с десяток ближайших товарищей.
С хуторского пригорка они пустились к недалекому лесу, за которым стояли поляки. И вдруг навстречу им замелькали красные запорожские шапки и засвистали польские пули. Степан узнал своих запорожских друзей – Григория Наливайку и Бобу.
Около сотни конных поляков выскакало из-за леса, преследуя полусотню запорожцев. Но, увидев донских казаков, поляки вдруг задержались, поворотили коней и скрылись в лесу...
– Здоровы бувайте, донские! Здоров, Стенько, – крикнул Наливайко.
– Чего вы поцапались, дядько Ондрию? – спросил Степан Бобу, когда они съехались. – У нас ныне с ляхами мирно. Послы наши с ними сидят.
– Боярские послы нам не заступа! – возразил седой запорожец. – Послы вражьим ляхам хотят продать Украину. К бисовой матке ваших послов, нехай они сдохнут вкупе с панами, черти!
– Чей хутор? – спросил Наливайко.
– Хутор наш. Там донские.
– Едемо к вам, там расскажем, – пообещал Боба.
И пока запорожцам перевязывали на хуторе свежие раны, Боба и Наливайко рассказывали, как украинские казаки, собранные под рукою отважного кошевого атамана Сирка, прослышав о польских съездах, выбрали полковника Бобу с товарищами, чтобы донести до панов и бояр голос украинского казачества. Вначале паны не хотели допустить запорожцев к беседе послов, а когда их все-таки впустили в посольскую избу, казаки услыхали такое, чему не верили уши: паны и бояре сговаривались разделить Украину по Днепр между Россией и Польшей.
В гневе, с шумом повскакивали казаки со своих мест и тут же самым крепким казацким словом поклялись, что не дадут хозяйничать над собою ни толстозадым панам, ни бородастым продажникам – царским боярам.
Запорожские посланцы возмутили и бояр и панов. На следующее посольское сидение запорожцев не позвали,
Думный дьяк предложил запорожцам остаться в посольском стане, обещая, что русские послы будут рассказывать им обо всем, что творится на съездах, и держать с ними совет. Но Боба и Наливайко отрезали, что не хотят даже косвенно быть сообщниками в таком неслыханно постыдном торге.
– Ты сам суди, думный дьяче, да как же совет держать с вами, когда ваш собачий съезд к тому, чтобы нашу родную мать за хвосты двух коней привязать ногами да надвое разодрать ее, бедную Украину нашу! О чем же тут с нами совет?! Не будет тут ни казацкой руки, ни единого казацкого слова приложено к вашей языческой справе. Вернемся к своим и всех призовем на коней, как при батьке Богдане. Хай горит до скончания века война, хай льется невинная кровь наших жен и детей, хай забудут нас белый царь и весь русский народ, – а мы не дозволим, чтобы наш батька Днипр рассек нашу мать надвое, будто саблей.
Запорожцы вскочили по седлам и пустились назад к своему войску. Но, должно быть, польские послы успели шепнуть своим воеводам, и те по дороге выставили засаду, чтобы истребить до единого запорожских послов и не дать им посеять возмущение на Украине. Вот тут за лесочком поляки и грянули из засады на запорожцев, возвращавшихся в войско Сирка...
– Все загнием, а все-таки не покоримся! – говорили донским казакам Боба и Наливайко, а за ними и прочие казаки. – Не стало Богдана, да все же не сирота Украина. Мы сами ее бороним от боярской и панской неправды!
– Мы подобру пришли к царю в подданство, а не хочет он крепкой рукою отстаивать нас от врагов, то станем войною и на царя, и на бояр, и на ляхов с их проклятым крулем! – со слезами обиды в голосе говорил донцам старый Боба. – Турецкий султан нас хочет забрать под себя – и он не осилит! С самим Вельзевулом в сабли ударимся за единую мать – Украину! Одни будем биться со всеми врагами – с панами и с Крымом!..
– Айда, поколотим панов, атаманы! – горячо воскликнул Степан. – Поможем полковнику Бобе с товарищами пробиться к своим! Не дадим им загинуть в панских засадах!
Степан сказал то, что думали все, и на его призыв что было донцов возле хутора – около трехсот человек – все повскакали в седла...
Поляки не ждали такого отпора. Они были готовы напасть лишь на горстку запорожских послов с их охраной, а нарвались на целую донскую станицу.
Прогнав поляков за дальний лес, донские казаки далеко еще проводили своих гостей, обнимались, крепко жали им руки и долго стояли у дороги, махая запорожцам мохнатыми бараньими шапками.
А когда донские возвращались назад на свой хутор, навстречу им из лесу выехали два польских полковника, думный дьяк Посольского приказа Алмаз Иванов и окольничий князь Дмитрий Долгорукий, брат воеводы.