Степан Разин (Книга 1)
Шрифт:
– Отколь скачете, казаки? Где гостевали? – строго спросил Долгорукий.
– Гостевать не гостевали, князь, а гостей провожали. Хоть белый день, а разбойники своеволят, на добрых людей нападают, – ответил Степан Тимофеевич.
– Пшепрашем слухачь, Панове комиссары, как бранят казаки крулевское войско. Крулевски жолнеры – то для них есть разбойники, а запорожски быдла есть добры люди! – гневно сказал надутый и важный польский полковник. – Гонор шляхетский не может того терпеть, чтоб нас поносили таким словом.
– Пошто вы напали на польских гусар? – спросил старый дьяк Степана. – И вы ли, казаки, напали
Алмаз хотел помочь казакам, чтобы они могли оправдаться, но Степан не стерпел.
– Не на нас, так на братьев наших ляхи напали, – ответил Степан. – Не может донской казак смотреть, как братьев его запорожцев паны катуют. А когда доведется еще увидеть – и снова дадим свою помощь!
Мрачно усмехнулись в усы польские комиссары. Московские посланцы нахмурились. Сказав казакам, что послы не могут вершить посольство, когда казаки нарушают мир, и пригрозив нарушителям наказанием, они отъехали с хутора.
Поутру на другой день с большой свитой, в которой был и Корнила Ходнев, прискакал на хутор сам воевода князь Юрий Алексеевич Долгорукий. Черные брови низко сползли на круглые, немигающие глаза, рука крепко сжимала плеть и била концом ее по отвороту высокого сапога. Казаков собрали пешими. Пешим вышел к боярину и походный донской атаман Иван Тимофеевич, которого не было накануне на хуторе.
– Что же ты, атаман, почитаешь себя выше всех в государстве российском? – грозно спросил, не сходя с коня, Долгорукий. – Послы государевы за мирное докончанье хлопочут, а ты со своими шарпальниками войну раздуваешь. Между державами – свару?! Комар ничтожный, худой мужичишка!..
Ивану было легко оправдаться, но он не хотел.
– Князь Юрий Олексич! Ты не гневись, ты наше казацкое сердце своим воеводским сердцем почуй. Запорожцы нам братья родные, а их побивают латинцы. Как стерпишь? – с жаром воскликнул Иван. – Ведь мы и они – православные люди!
– Терпи, – раздраженно остановил Юрий, – ныне братьев нашел – мятежников, а завтра скажешь – крымцы тебе кумовья, а там – турки тебе сваты... Родни многовато!
– Вот ты нас, казаков, шарпальниками назвал, князь-боярин! – настойчиво продолжал Иван. – Мы разумеем, что во гневе сказал, не возьмем твое слово в обиду. И ты не возьми в обиду моего противного слова: как ты хочешь, а мы с запорожцами братья! Не можем глядеть на их беды молча. Спроси у каждого казака, хоть Корнилу Яковлевича спроси.
– Так, князь-боярин! Верно сказал атаман! – закричали казаки.
Но Корнила смолчал.
Долгорукий, натянув узду, сжал кулаки и метнул на казаков ненавидящий взгляд. Конь заплясал под боярином, и с удил на сапог Ивана капнула белая пена. Но Иван не сдвинулся с места. Он встретился взглядом с братом и, заметив волнение Степана, неприметно и молча погрозил бровями, остерегая его от вмешательства.
– И еще, уж дозволь мне сказать ото всех донских казаков, князь-боярин Юрий Олексич! – твердо продолжал он. – Почитаем мы, все казаки, твое воеводское мужество, ратный ум и искусность. Под началом твоим с врагами сражаться всегда рады. Никто не хотел бы лучшего воеводы. А ныне нам слышно, что покоряешься ты Афанасию Ордын-Нащокину, а тот будто совесть латинцам продал... Всем польским панам он друг и приятель. Страшится, что украинские хлопы побьют шляхетство, затем и надумал, спасая
– Что брешешь! – прикрикнул боярин. – Как смеешь ты царских послов судить, мужичище!
Но Иван не смутился вспышкой боярского гнева. Полный мужественного достоинства и спокойной уверенности, стоял он перед Долгоруким.
– Ведь как вы ни хороните концы, а все равно слышно в народе, что судят послы не по-божьи. Ведь слышит народ, что хотят они надвое разодрать Украину, – решительно продолжал Иван. – Обидно и горько то запорожцам. Никак они в том не смирятся. А нам стоять тошно, боярин. Не устоим, когда на глазах у нас казаков терзают...
– Изменничаешь! – прошипел боярин, сжимая плетку в руке. – Твое ли мужицкое дело судить о посольских спорах?! Когда то бывало?!
– В том нет измены, боярин, – глядя ему в глаза, твердо сказал Иван. – Пошли нас драться, и головы сложим до одного... А ныне войны нет и свежие казаки пришли с Дона. Пусть Корнила Яковлич, по обычаю, сменит нас. Ты нас отпустил бы, князь воевода! А надо будет с ружьем встать – зови, и тотчас прискочим назад!
– Разбаловал я тебя, атаман: долго слушал, – ответил боярин. – Ни одного мужика во всю жизнь столь долго не слушал!
– Спасибо, боярин! – с прежним достоинством вставил Иван.
– Теперь помолчи, – оборвал Долгорукий. – Мой воеводский указ – тут стоять, где стоите! Покуда на вас никто не напал, драки не затевать с королевским войском. А буде еще затеете драку – и оправданий слушать не стану, казню! Вы государю холопы и слова без воли моей не смеете молвить, не то что лезть в битву.
При слове «холопы» среди казаков прошел ропот. Но Долгорукий больше уже никого не слушал, он считал, что и так оказал им большую честь и унизил перед ними свое боярство. Сказав последнее слово и повернув коня, он, не прощаясь, умчался со своей дворянскою свитой. Только Корнила остался и тяжело соскочил с седла.
– Теперь я скажу, дети! – отечески произнес он. – Срамите вы все казачество непокорством. Ведь эко наплел боярину слов-то постыдных. Не атаман – пустобрех! И так я насилу отговорил воевод. Уперлись на том, чтоб тебя казнить за раздоры с Польшей.
– Не Иван налетел на панов. Я с ними в драку вечор ввязался. Ивана и не было с нами! – вмешался Степан. – А станут паны сами лезть – и опять никакой боярин нас не удержит!
– Мятежникам в войске милости нет, – будто не слыша его, продолжал Корнила. – Еще станете Дону с Москвой раздоры чинить – и забудете к Дону дорогу. Войско судить вас будет, и Войско Донское само вас казнит.
– В Запороги уйдем! – крикнул Сергей Кривой.
– Ступай от нас, панский заступник, латинец! – подступив к Корниле, со злостью воскликнул товарищ Стеньки, Митяй Еремеев. – На Дон придем, полетишь к чертям с атаманства!
– Холопов каких боярам нашли! Корнила – холоп! – слышались крики.
– Уходи, Корней Яковлич, не горячи казаков, – спокойно и резко добавил Иван. – Много на Дон дорог, и мы ни одной не забудем. Нет над Доном бояр, и ты не боярин. Хозяева Дона – мы, казаки. Придем домой, то рассудим, кто прав. Посмотрим, кого казаки оберут в атаманы всего Войска!