Степан Разин (Книга 1)
Шрифт:
– Ой ли? Не брешешь, лихой?
– Караван-то велик – нам куды столько хлеба. На все Понизовье везете! – сказал Черноярец.
Пальба прекратилась. Было похоже, что начались переговоры.
– А пошто же вы влезли на царский струг? – спросил разинцев сотник, втянутый в общий лад разговоров.
– Начальных побить, а стрельцам – куды хошь! – откликнулся Черноярец.
– Бей начальных, стрельцы-молодцы! – крикнул Ермоха. – А нас-то, колодных, на волю!
– Бей начальных! – выкрикнул кто-то из стрельцов на носу струга...
– Изменщина! – зыкнул другой в ответ. Грянул выстрел
Если бы сотник не выстрелил в Ермоху, может быть, не раскачались бы к мятежу стрельцы, но убийство колодника их возмутило.
– Ермоху убили! Братцы! Сотник Матвейка Ермоху стрелил! Бей начальных! Лупи, стрельцы!.. – раздались призывные вопли.
Стрельцы накинулись с саблями на своих начальных, секли им головы, скидывали убитых в Волгу. Рубили и сотников, и пятидесятников, и угодливых для начальства тех из десятников, кто строго спрашивал в службе и доносил на ослушников. Разинцы без опаски приблизились. При бледном свете ущербного месяца смотрели на эту расправу и подзадоривали:
– Тешься, стрельцы! Мстись – руби им башки! Секи к черту!..
Царский струг был уже со всех сторон окружен челнами. Со всех сторон на него валила орава разинской голытьбы; последние стрельцы перед нею без выстрела побросали свое оружие.
– Колодникам волю! Братцы! Сколачивай ссылочным цепи! – крикнул Степан.
И тотчас внизу загремело железо: сбивали цепи с колодников.
На прочих стругах также после короткой свалки победа осталась повсюду за казаками. Если стрельцы не стали стоять за своих начальных людей, то не стоял и голодный ярыжный сброд за купеческое добро Шорина, Задорина и других.
Горячие стычки были только на царских стругах, на патриаршем, который, как царский, охранялся оружным служилым людом, да на переднем струге Василия Шорина, где в схватку взялись с казаками холопы боярина князя Черкасского. Ярыжные помогали казакам расправляться с боярским холопством.
Флегошка Лещ сгинул. Его пустились искать ярыги. Разыскали между кулями хлеба. Он отбивался от их толпы, изловчился – ударил какого-то в низ живота кованым каблуком, а сам скакнул в Волгу. Один из гребцов, не жалея себя, прямо в платье спрыгнул за ним, зажав в зубах нож, настиг в воде и зарезал...
– Тащи сюда! Не топи его! Слышь! Он на раину грозился всех вешать. Давай и его на раину!..
Труп шоринского приказчика захлестнули петлей вокруг шеи и вздернули на верхушку мачты.
Караван относило теченьем к Царицыну. Свалка всюду покончилась. К Степану на царский струг вскарабкался из челна старый Серебряков.
– Степан! Караван-то наш! Слышь, какое повсюду веселье!..
Шум битвы и выстрелы в самом деле утихли по всему каравану. Скоморошьи взвизги, бубны и пляс оглашали теперь Волгу. Трескучие огни факелов пылали по всем стругам, освещая шумные толпы народа.
Люди перекликались со струга на струг, с челна на челн, с берега на воду. Над Волгой стоял звон и гомон, как на большом торгу.
Разин опомнился первым.
– Побьет нас из пушек царицынский воевода, как мимо пойдем. Назад нам к бугру плыть, – сказал он.
– На
– На ве-есла-а! – пронесся клич по всему огромному каравану.
Вслед за царским стругом разворачивались и все остальные назад по Волге, против течения, и становились на якоря у казацкого бугра.
Степан, став мятежником против царя, сам не знал, радоваться ли победе. Теперь в руках его было много оружия, были пушки и порох. Дружина пополнилась толпой отчаянной, бесшабашной голытьбы.
На всех стругах шел пир, пелись песни. Едва покончив с битвой, люди спешили отъесться за долгие дни голодовки. Уже никто из них не проклинал своего атамана. Довольные легкой победой и богатой добычей, уже сытые, хлебнувшие патриаршего и воеводского вина, они громко пели озорные, веселые песни и сквозь песню то и дело выкрикивали здравицы своему атаману.
Разин сидел на кичке переднего струга, глядя в тяжелую синеватую рябь воды. Изредка он оборачивался на шум и видел ошалевшие, пьяные от вина и свободы, заросшие волосами лица ссыльных колодников. Они нескладно плясали на палубе струга под визг и хохот, разминая изъязвленные ноги, затекшие от цепей и тяжелых колодок. Они вытащили на палубу и разбили сундуки приказчиков и дворян и натягивали на изрубцованные плетями спины дорогие атласные зипуны, бархатные и суконные кафтаны, пристегивали сабли.
На мачте струга, над плясками, пеньем и гвалтом, мрачно качалось тело шоринского приказчика. Ветер распахивал полы его кафтана, и в рассветной мгле они казались похожими на черные крылья. Но, кроме Степана, никто на него не глядел. Расправившись с недругом, все о нем позабыли.
«Ну, чисто детишки, – подумал Степан, – шумят, озоруют, а что будет завтра – о том нет и в мыслях!..»
Степан и сам не знал, что будет завтра...
Караван стоял на приколе возле бугра. Разинцы никому из каравана не позволяли сходить со стругов на берег.
В рассветной мгле уже рисовался впереди бугра город Царицын. Спал ли город? Может быть, по стенам уже зарядили пушки, чтобы бить казаков?..
И вдруг к Степану на струг явился Никита Петух. Он рассказал, что в Царицыне слышали бой и воевода отдал приказ, если караван пойдет на низовья, то бить по стругам нещадно из пушек.
– Ан ты не бойся, Степан Тимофеич: пушки палить не станут. Зелейный варщик Потап, мой старый знакомец, с порохом натворил такое...
– Чего же он там натворил? – спросил с недоверием Разин.
– Такое, что порох шипит и запалом лезет. Дым из запала валит, как словно бы из поповой трубы под праздник... Я сам с ним запаливал...
– Ну, ты смотри, Петух. Хоть одна пушка выпалит, то и быть тебе без башки!
Никита уверенно и прямо взглянул в глаза атамана.
– А я, батька, связанный возле тебя стоять буду, и плаха тут. Как выпалит пушка едина, так голову положу на плаху, секи ее к черту!.. – смело сказал Никита.
Степан созвал атаманов. Решили пустить вперед караван с царским жалованьем для Понизовья. На царских стругах оставить всего по десятку своих оружных людей. Колодников и охочих людей из стрельцов взять себе, а кто не захочет, те пусть останутся на царских стругах, чтобы доставить царское жалованье к астраханскому воеводе.