Степан Разин (Книга 2)
Шрифт:
Разин крикнул Терешку, шагнул из шатра. Сам думал, что тотчас воротится к ней, но в это время из тумана и мути выскочил посыльный Еремеева.
– Батька! Войско великое лезет с Казанской дороги.
– С Казанской? Ну что ж, и с Казанской побьем! – изобразив уверенную беспечность, сказал Степан, уже опираясь ногою в стремя.
Он не вернулся больше к Маше в шатер. Наказав Терешке переправить Марью в Симбирск, он пустился к Казанским воротам Симбирска. По пути валялись под осенним дождем неубранные тела убитых. Разин подумал о том, что потери его не велики по сравнению с дворянскими.
«На приступ лезти да ворога гнать, то всякий дурак сумеет! – учил в свое время Степана Иван Тимофеевич. – Хуже – в осаде сидеть али стоя на месте держаться – вот где наука нужна, Стенько! Когда ты на приступ лезешь, ты грозный воин. Ты силу свою во всех жилочках чуешь – орел! А когда на тебя наседают, ты полевая дичина. Ударил бы – развернуться-то негде, тесно. Как медведь в своем логове... Мужества более нужно сидеть-то в осаде али на месте стоять!..»
Если бы вот сейчас, когда отдохнули, позакусили, сказать победителям нынешним лезть на неприступный симбирский острожек, добить Милославского, – тотчас полезут, хотя невозможно его одолеть без подкопов, без подготовки. Но еще труднее вот тут, в поле, стоять под дождем и ждать, когда сзади тебя стоит враждебный острожек, дворянские пушки, пищали, а впереди готовится на тебя великое войско...
– А что за «великое», Митя? Как оно там велико? – спросил Степан Еремеева.
– Дозорные молвят, что конное тысячи в две, а то три. Пушек с двадцать при них, заводные кони у всех... Языка-то вот мы добыть не сумели...
Место для битвы Боба с товарищами выбрали на Казанской дороге, в версте от Симбирска.
После страшного конского падежа, напавшего на казацкую конницу на низовьях Волги, множество донских казаков осталось без лошадей. Они двигались с разинским войском в челнах. Часть из них под началом Михайлы Ерославова Разин и поставил в кустах при дороге, позади широкой поляны, чтобы первыми встретить удар воеводы Барятинского. Пищали наведены на дорогу, казацкие копья выставлены вперед, навстречу врагу...
На пятьсот шагов позади них, ближе к симбирскому острожку, у края другой поляны, Степан поставил вторым заслоном тоже пехотный полк в тысячу понизовских стрельцов под началом Чикмаза.
С правого крыла их на пригорке в кустах и бурьяне Сергей Кривой выставил пушки, наведя их заранее на дорогу, чтобы можно было ударить, когда рейтары будут на подступе к казакам Ерославова, а если они прорвут казацкий заслон и ринутся дальше под стены, то повернуть пушки так, чтобы шарахнуть по ним раньше того, чем они дорвутся до Чикмаза.
На берегу Свияги в лесу села в засаду конница запорожцев. Справа, по берегу Волги, в ивовом поросняке – засадный полк Еремеева.
Тысячный полк татар под началом Пинчейки Разин выслал переправиться через Свиягу, обойти рейтаров и с тыла обрушиться на них в разгаре битвы...
Объезжая свое войско, Разин бодрил казаков и стрельцов, напоминая им об утренней легкой победе над дворянами и стрельцами Симбирска. Он ни в ком не приметил робости, но под дождем, в грязи народ шутил неохотно.
Молчание и тишина всем становились в тягость. Всем хотелось, чтобы скорей завязался бой.
Разин тоже был неспокоен – битва могла разгореться в трех местах сразу: возле острожка, откуда осажденные будут рваться навстречу своей выручке, вперед, на Казанскую дорогу. На самой Казанской дороге пойдет главная кровавая схватка с Барятинским, который сам будет стремиться прорваться к острожку, на выручку осажденным симбирцам. А хуже всего, если в тот же час от Алатыря, с той стороны Свияги, приспеет Урусов с солдатской пехотой...
Сукнин и Наумов были разумные и смелые атаманы, но все же у Степана болело сердце – хоть натрое разорвись, чтобы всюду поспеть самому!..
Разин с Бобой подъехали на холм к Сергею, где стояли скрытые пушки. Пушкари забили заряды и напряженно ждали в едком дымке, струившемся от зажженных фитилей, прикрывая их от дождя полами вымокших зипунов и кафтанов. Степан и Боба набили трубки, раскурили их от пушкарских фитилей.
– Куды он там к лешему делся? Дозоры, что ли, послать? – проворчал Степан.
– А ты погони посыльного – нехай поторопит! – шутя сказал старый полковник.
В этот миг потянувший от Волги ветер сдернул темный край облаков и среди туч сверкнула дневная голубизна. Внезапно для всех оказалось, что не так еще поздно.
– Ба! Белый день на земле-то, – высказал общую мысль Сергей.
– И биться повеселее будет! – отозвался ему Разин, который не в шутку тревожился тем, что ночь помешает биться с Барятинским, а к утру может поспеть и Урусов...
И вот впереди показались из леса рейтары в коротком, немецкого склада платье, с легкими мушкетами у седел, в кольчугах и с железными нагрудниками, надетыми на лошадей...
Разин тотчас отправил к Михайле Ерославову посыльного сказать, чтобы копья в бою опустили пониже – метили коням не в груди, а в брюхо, не защищенное железом.
Судя по тому, как спокойно скачут рейтары, Разин подумал, что воевода не знает о взятии города и подойдет вплотную под выстрелы, не опасаясь удара. У Сергея мелькнула та же радостная мысль, от нетерпения зачесались ладоши, и единственный зрячий глаз его сверкнул торжествующим огоньком.
– Ух, Стяпан, как я их резану-у! Ух, братец ты мой, как я их резану! – прошептал он, словно опасаясь, что рейтары могут его услышать...
Но внезапно затрубили веселым напевом вражеские медные трубы, кто-то выкрикнул что-то в рейтарских рядах, и весь конный полк в тысячу всадников без остановки и всякой задержки на ходу перестроился к битве. В тот же миг все рейтары пригнулись ко гривам, сабли тускло блеснули над их головами, а лошади бурей рванулись влево, заходя под крыло пехоты Ерославова... Никто не успел опомниться от быстроты их поворота. Сергей запоздал ударить по ним из пушек: теперь враги были отделены от него казаками...