Степан Разин (Книга 2)
Шрифт:
– Для совета, – повторили они.
Степан промолчал.
– Сколь ныне людей у тебя – не спрошаю: не скажешь. А про себя тебе прямо скажу, что седьмая тысяча лезет. – Алена испытующе посмотрела на атамана, но Степан опять промолчал. – Сказать, что войско у нас, – так рано, – продолжала она. – Пищалей нехватка, сабель, а более пики, мужицкие топоры да косы, рожны... А все же воюем и воевод, бывает, колотим... Колотим! – словно желая потверже уверить его, повторила Алена.
– Слыхал, – отозвался Разин.
– Добро, коли слышал! Так вот, Степан Тимофеич,
– И так ведь мы вместе, и сил, слава богу, немало! – ответил Разин.
– Так, да не так-то, Степан Тимофеич! – возразила она. – Ведомо нам, что окольным путем со всех сторон конну и пешую силу ведут бояре, а вы тут стоите, не чуете ничего над своей головой...
– Будто не чуем! – усмехнулся Разин, поняв, что Алена имеет в виду полки, подходившие в пополнение к Барятинскому.
– А пошто же ты тут стоишь, коли чуешь? – удивленно воскликнула атаманиха. – На кой тебе ляд нечистый Синбирский острожек дался?! Ведь силу под ним теряешь! Видали мы, сколько могил у тебя понасыпано за тот за проклятый острог. Покинь ты его. Бояре тебя тут сговором держат, а ты и стоишь, а на тебя со всех концов войско лезет. Подумай-ка сам: коль тебя побьют, что мы делать-то станем?! Осиротеем ведь, право!
– Куды же мне от бояр убежать? Схорониться, что ли? – с насмешкой сказал Разин.
– Ай беда – схорониться! – поняла насмешку Алена. – Народ уберечь – вот что! – Алена понизила голос и взяла атамана за руку. – Иди к нам в леса, Тимофеич! – проникновенно сказала она, заглянув ему снизу в глаза.
– А в лесу ноне – грузди, опенки! – окая, подхватил ей в лад Разин. – Станет войско грибки собирать!
Алена взглянула с упреком на Разина, заметила злорадный взор из-под черных бровей Маши и вспыхнула.
– Ты женок привычен шутками тешить, честной атаман, а я не из тех-то женок! Я шутку сшутить и сама удала бываю, когда наряжусь да не хуже иных нарумянюсь! А ныне по ратным делам прибралась я к тебе. Шесть с лишним тысяч народу в лесу меня ждут... Пошто ты глумишься над нами?!
Она раскраснелась в обиде, сверкнула глазами.
– Да я не глумлюсь, – возразил Степан.
– И тебе не пристало! Мы к отцу пришли с есаулами. Любим тебя. Славу твою почитаем. А боязно нам за тебя: лазутчики наши видали, как войско дворянское на тебя надвигается с разных дорог. Ты хоть перво послушай, что мы тебе говорим!
– Ладно, слушаю, – согласился Степан.
– Проведем мы все войско твое по волчьим тропинкам. Воеводская рать сквозь него, будто дождик в сито, проскочит... Они тебя под Синбирском станут искать, а ты под Касимов тем временем выйдешь, под Муром... Глядишь – и в Москве! Да, в Москве!.. – повторила она.
– Уж ты залетела, Алена Ивановна! – осмелившись, вставил Прокоп. – Спешишь ты к Москве.
– А вы не спешите! Под Синбирском народу погубите, а там впереди – Казань, а далее – Нижний: города велики, оружны. И что тебе в них, Степан Тимофеич?! А Москва – городам начало, в Москве государь к нам выйдет! Ведь само святое-то дело
– Ты так и вперед води свое войско, Алена Ивановна, – ласково сказал Разин, положив на плечо ей руку. – А мне-то скрываться от них не пристало. Мне городами владать. Я им покажу, что народ не страшится лоб в лоб на них выходить... Не то в городах бояре накопят ратную силу, нам в спину ударят – повсюду тогда доберутся. Мне войско мое не дробить, не рознить... А вы пособляйте: дорогу ли где завалили, обоз у дворян пограбили, мосток ли пожгли – воевод задержали, то нам на пользу!..
– А коли тебя побьют, Степан Тимофеич! – шепнула Алена, близко взглянув ему в лицо. – Ведь грозная сила идет!..
– Да что ты, каркуша-то в черной рясе, на голову каркаешь атаману! – раздраженная тем, что Степан говорит с ней мягко, вскинулась Маша. – «Побьют да побьют!» В леса к себе хочешь его заманить, лесная шишига!..
Степан удивленно взглянул на Машу, словно только что вспомнил о ней.
– Ты что?! – недовольно и строго, но сдержанно сказал он.
Прокоп дружелюбно, с предостережением взглянул на Марью. И Маша, поймав этот взгляд, поняла его и осеклась, даже в душе пожалела о вспышке и смолкла
– Хмельна, что ли, женка? – небрежно спросила Степана Алена, не глядя в сторону Маши.
Марья вздрогнула в бешенстве и забылась.
– Сама ты хмельна! Пришла тут собою хвалиться! Расстрига бесстыжая, ишь прицепилась! – взбешенная, воскликнула Маша. Глаза ее сузились и почернели, рисованные черные брови сдвинулись вместе, ноздри дрожали...
– Марья! – грозно прикрикнул Степан. Он резко встал со скамьи. – Пойдем-ка, Ивановна, из избы, – позвал он.
Маша, бледная, молча рванулась за ним, но Разин уже шагнул за дверь, за ним Алена и все ее есаулы. Прокоп в двери обернулся и укоризненно, как молчаливый союзник, качнул головою.
– Я к Наумову, батька Степан Тимофеич, – сказал Прокоп. – Он мне указал гостей отвести да скорей ворочаться Да велел сказать – и тебе пора скоро...
Степан отпустил его, и Прокоп уехал.
Когда вошли в дом Степана и вздули светец, Алена добрыми серыми глазами насмешливо посмотрела на Разина.
– Хозяйка, знать, любит тебя, атаман! Беда тебе с ней! – сказала Алена.
– Бабий разум, – ответил смущенный Степан. И тотчас же перевел разговор. – Так слышь-ка, Алена Ивановна, ты мне скажи: в деревнях да по селам каким вы обычаем ладите жизнь? – спросил он.