Степан Разин. Книга вторая
Шрифт:
В этом году купеческие караваны с верховьев, дойдя до Симбирска, остановились после известия о выходе Степана на Волгу. Толпы ярыжных с купеческих стругов, с насадов и плотов поселились в симбирских слободах. Чтобы спастись от голода, они рыбачили в Волге, ждали прихода Степана. Больше всего среди них мутили работные люди Василия Шорина, которым приказчики дали расчет, свезя все добро со стругов в лабазы Симбирска. Это они-то и взбунтовали посадский Симбирск и подняли горожан на добрую встречу Степана…
Весь город, кроме острожка, в первый же час оказался захвачен Разиным.
Для
Степан в этом первом бою нарочно пустил «на затравку» простую мужицкую рать, чтобы крестьяне считали, что это они, простой крестьянской ватагой, с рожнами и пиками вышли на бой против дворянской конницы и победили…
Разин заранее знал, что сначала они в бою не снесут удара и побегут. Для того он припас им в помощь два ряда понизовской стрелецкой пехоты да с двух сторон приготовил в засаде конное войско.
Все было рассчитано верно, и теперь, когда город был взят, больше всего атаман был рад, что все участники битвы считали это своей удачей. Разин слышал общий ликующий говор, обычное после первой битвы бахвальство, хвастовство поединками, которых как-то никто из товарищей и не приметил, — все было так, как бывает во всякой битве, когда новичкам дается удача.
Это была наука брата Ивана — заставить людей поверить тому, что они победили. С того часа, как человек поверил, что он победитель, он больше не новичок, а бывалый воин, боец.
«У него и осанка иная станет: глядишь — он и ростом выше, и шире плечьми, и в глазах у него играет отвага!» — говорил когда-то Иван.
И Степан Тимофеевич видел теперь, что прав был Иван. Все его войско было возбуждено и пьяно победой.
— Дворянин в драке жидок! — слышал Разин презрительный говор.
— Он в брюхо рожна не любит. Кишка у него слаба!
— На коне он силен, а содрал его со хребта — тут ему и аминь!
Степан усмехался, поддакивал и бодрил свое войско. Иных подзадоривал походя:
— Не спеши, погоди: ныне — цветики, ягодки — впереди! Вот московские дворяне налезут, не так запоешь! — дразнил атаман молодых.
— А что нам московски-то, батька Степан Тимофеич?! А что нам московски?! Аль у московских по две души?.. Аль у них брюхо железно?!
И Разина радовал этот веселый и бодрый дух его рати. Он знал, что эту победу он построил своим умом, своим опытом, хитростью и расчетом. Он знал, что время не ждет, что отдых будет не долог.
Еще до утра, прежде приступа на Симбирск, он послал по дорогам разъезды, разведать — откуда первыми придут воеводы на помощь Симбирску. Оставить Симбирск позади в осаде да встретить боярское войско в пути, разбить воевод по отдельности, пока они не сошлись под стенами, — это было сегодня главной заботой Степана.
Ожидая Урусова от Алатыря, Разин выслал вперед за Свиягу Наумова с Алешей Протакиным, Серебрякова, Андрейку Чувыкина и бурлака Серегу Завозного с ватагою волжских ярыг, дав им наказ стоять насмерть, но не пустить Урусова на симбирский берег Свияги, куда он будет рваться для соединения с Милославским.
К осаде острожка Разин назначил Федора Сукнина, Лазаря Тимофеева,
Бобу Степан послал по Казанской дороге, чтобы присмотреть лучшее место для битвы с Барятинским. С Бобой пустились Ерославов, Чикмаз, Митяй Еремеев…
Сам Степан поскакал по направлению к волжскому берегу, к стругам и челнам, оставленным на приколе. Возле Волги на берегу он увидел свой атаманский шатер.
Степан вошел в шатер шумно и весело. Маша прильнула к нему всем телом. Степан взглянул ей в лицо. Спросил, как девчонку:
— Что, глазастая, оробела?! — и засмеялся. — Скушно одной в поле? Ну, не беда — наш ныне город. Воеводу побили к чертям!.. Чай, слыхала пальбу? Вот то-то!..
Степан делился своею радостью с ближними товарищами — с Сергеем, Наумовым, с Бобой. Но в сердце его была, скрываемая от себя самого, тайная потребность похвалиться победою перед Марьей, увидеть еще раз неиссякаемое восхищенное удивление, которым каждый раз загоралось все ее существо. Ему хотелось почувствовать ее счастье тем, что он жив, невредим, что снова он победитель, что он с ней, ее богатырь, и любит ее больше всех на свете…
— Вишь, тучи какие налезли, Маша. Нече дождя дожидать — иди в город. Тереша тебе избу добрую сыщет, — сказал ей Разин.
Разин крикнул Терешку, шагнул из шатра. Сам думал, что тотчас воротится к ней, но в это время из тумана и мути выскочил посыльный Еремеева.
— Батька! Войско великое лезет с Казанской дороги.
— С Казанской? Ну что ж, и с Казанской побьем! — изобразив уверенную беспечность, сказал Степан, уже опираясь ногою в стремя.
Он не вернулся больше к Маше в шатер. Наказав Терешке переправить Марью в Симбирск, он пустился к Казанским воротам Симбирска. По пути валялись под осенним дождем неубранные тела убитых. Разин подумал о том, что потери его не велики по сравнению с дворянскими. Могли быть и больше. Это обрадовало его. Сама по себе пролитая кровь лишь укрепляла войско. То, что люди видели и хоронили убитых в бою товарищей, придавало им еще больше дух воинов…
«На приступ лезти да ворога гнать, то всякий дурак сумеет! — учил в свое время Степана Иван Тимофеевич. — Хуже — в осаде сидеть али стоя на месте держаться — вот где наука нужна, Стенько! Когда ты на приступ лезешь, ты грозный воин. Ты силу свою во всех жилочках чуешь — орел! А когда на тебя наседают, ты полевая дичина. Ударил бы — развернуться-то негде, тесно. Как медведь в своем логове… Мужества более нужно сидеть-то в осаде али на месте стоять!..»
Если бы вот сейчас, когда отдохнули, позакусили, сказать победителям нынешним лезть на неприступный симбирский острожек, добить Милославского, — тотчас полезут, хотя невозможно его одолеть без подкопов, без подготовки. Но еще труднее вот тут, в поле, стоять под дождем и ждать, когда сзади тебя стоит враждебный острожек, дворянские пушки, пищали, а впереди готовится на тебя великое войско…