Степень вины
Шрифт:
– У него была эрекция? – спросил Пэйджит.
– Да. – Мария на мгновение закрыла глаза. – Слушая Лауру, он держал его в руке.
– И было похоже, что он готов вонзиться в вас?
Мария открыла глаза:
– Да.
Кэролайн Мастерс подалась вперед:
– Не могли бы вы рассказать, как получилось, что Марк Ренсом был застрелен? Постарайтесь придерживаться только фактов.
Мария обернулась к ней, словно удивленная ее вмешательством.
– Марк Ренсом был убит, – ответила она, – из-за того, что отвлекся на слушание Лауры Чейз.
Судья
– Не могли бы вы объясниться?
– Когда он стал слушать, это было как передышка. У меня будто наступил момент прояснения. Я почувствовала в руке ремешок сумки. И неожиданно вспомнила, что в ней. – Мария закончила смущенно: – Пистолет. Пистолет, который я купила.
Пэйджиту показалось, что произнесла она это таким тоном, как будто говорила о предмете, внушающем изумление и ужас.
– Как вы достали его? – спросила судья.
Пэйджит теперь ничем не мог помочь, он никак не ожидал, что Кэролайн Мастерс прервет поток вопросов, которые они придумали и отрепетировали так, чтобы они казались естественными.
– Я слышала голос Лауры, – ответила Мария. – Она говорила что-то типа: "Он хотел, чтобы они поимели меня разными способами". И тогда я догадалась. "Вы возьмете меня, – сказала я ему. – Я дам вам любым способом, каким захотите". – В словах Марии звучала горечь. – Было видно, что он очень доволен – мое согласие привело его в восторг. И тут я добавила: "Но только если вы будете пользоваться резинной".
Судя по виду Кэролайн Мастерс, она была очень удивлена – кажется, способностью Марии сохранять присутствие духа в такой ситуации.
– И что он ответил?
– Он рассмеялся. – Мария помедлила. – Потом я сказала, что у меня есть одна в сумочке. Похоже, это удивило его. Не успел он ответить, как я полезла в сумку. – В голосе ее послышалась усталость. – Тогда он снова толкнул меня, но пистолет уже был у меня в руке.
Внезапно она смолкла.
– Что было потом? – спросила судья Мастерс. Мария пристально смотрела на свои руки.
– Он схватил меня за запястья, держал. Я ударила его коленом. – Она разомкнула губы, не произнеся ни слова, потом тихо сказала: – Пистолет выстрелил.
Судья смотрела на нее. Ровным тоном задала вопрос:
– На каком расстоянии вы были?
Мария покачала головой:
– Больше я ничего не знаю. Просто не знаю.
– Но вы говорили полиции: два или три дюйма.
Мария беспомощно пожала плечами.
– Я хотела как лучше, – устало выговорила она. – Я старалась ответить на их вопросы. Не думала, что они придадут такое значение неверному ответу. – Она снова передернула плечами. – Я ударила его коленом. Он мог падать на спину, когда пистолет выстрелил. Допускаю, что я неправильно рассуждаю. Хотела бы вам объяснить. Но не могу.
Пэйджит увидел слезы в глазах Марии. Но смотрела она на Кэролайн Мастерс не мигая. Та мягко спросила:
– Он не касался руками пистолета?
– Может быть, и касался. Но полиции я ничего об этом не говорила. Что я помню – так это руки,
– Вы закрывали окно шторами?
Мария, кажется, не заметила внезапной смены темы. Медленно ответила:
– Да.
– До того, как пистолет выстрелил, или после?
– По-моему, после. – Мария помолчала. – Все происходившее кажется таким смутным. Единственная ассоциация, которая возникает у меня в связи с окном, – мне было стыдно за то, что случилось. Я знаю, в этом нет никакого смысла.
Она провела рукой по лбу.
– Тем не менее я была одета. Он не снимал с меня одежду. Не знаю, кого видел тот человек.
– Мистер Хаслер, – напомнила судья Мастерс. – Но это вас видел мистер Тэнш? Возле номера?
По наступившему молчанию Пэйджит понял, что система их подготовки начинает медленно сдавать. Было похоже, что судья требовала от Марии большей точности в ответах, чем мог обеспечить Пэйджит.
– Мне думается, да. Думается, на какой-то момент я вышла из номера за помощью. А потом вернулась, так ничего и не сделав.
Она явно была в замешательстве.
– Это невероятно, но, выйдя из номера, я как будто перестала верить в то, что произошло. Мне представлялось, что, если я вернусь, с ним все будет хорошо и кошмар этот кончится.
Кэролайн Мастерс молчала, ждала продолжения. Мария, лишенная возможности отвечать по заготовленной схеме, вынуждена была импровизировать. Краем глаза Пэйджит видел, что Марни Шарп что-то лихорадочно пишет.
– Я была как лунатик, – продолжала Мария. – Бродила по номеру. Трогала мебель, как будто хотела убедиться, что это не сон. И все время посматривала на него. – Она помедлила, глядя на судью. – То, как он умер, было ужасно. Когда жизнь покидала его, он смотрел на меня так, будто я его обидела. Просыпаясь среди ночи, я вспоминаю это. И то, как я отталкиваю его, чувствуя по его весу, что он умирает.
– Но если вы отталкивали его, как получилось, что вы стреляли с трех футов?
Мария сделала жест, выражающий удивление:
– Наверное, из-за того, что он падал вперед. Но я не знаю. Просто не знаю.
– Ваши колготки уже были разорваны?
– Да. – В ее голосе было страдание. – Боже мой, конечно же, да. Может быть, я порвала их, когда сопротивлялась. Потом я уже ни на что не была способна. Я уже ничего не понимала. А когда звонила по 911, перед глазами был какой-то туман, я едва видела.
– Вы царапали ягодицы мистера Ренсома?
– Возможно, ведь мы боролись. – Неожиданно она в раздражении повысила голос. – Но не тогда, когда он был мертвым. Это нелепость. Это болезненное воображение. Вообще все это дело – плод болезненного воображения.
Шарп подняла глаза от своих записей.
– Болезненного, – повторила Мария, адресуясь непосредственно к Шарп. – Подозрительность – это болезнь.
Та пристально смотрела на нее. Среди журналистов поднимался ропот. Пэйджит чувствовал, что резкая перемена в настроении Марии больше всего запомнится им из всех впечатлений этого дня.