Степень вины
Шрифт:
– О, "я уверен". – Мария язвительно усмехнулась. – Могу себе представить. "С возвращением, моя любовь, с шестидневных гастролей в Питсбурге, где ты танцевала "Жизель". Карло и я на игре его Малой лиги, но ты можешь нас потом найти в "Макдональдсе". Разумеется, если в Сан-Франциско есть Малая лига. Есть там Малая лига?
– Должна быть.
Мария покачала головой:
– Честно говоря, впечатления, что ты все хорошо продумал, нет. Прекрасно понимаю и твою реакцию на моих родителей, и то, почему ты сразу прилетел в Париж. Но все это не может
Неожиданно у Пэйджита появилось ощущение, что Мария испытывает его, а возможно, даже пытает – он не мог бы сказать, что вернее. Это будило в нем надежду и отчаяние.
– Мне с ним хорошо. Не знаю почему, но хорошо. Остальное приложится.
Она взглянула на него:
– Просто тебе в твоем теперешнем состоянии нужно, чтобы кто-то был рядом. Если это так, тебе следует сосредоточить внимание на домашнем очаге. Как обстоят дела у тебя в семье? Я вынуждена спросить об этом, потому что ты, кажется, всерьез намерен создать этот сандвич с моим сыном посередине.
Какое изящное сравнение, хотелось ему съязвить. Но перед ним была мать Карло, и он не мог не сказать правды.
– У Андреа, – медленно проговорил он, – повышенная требовательность к эмоциональному комфорту. Все хорошо до той поры, пока я могу его создавать.
– А не кажется ли тебе, что прежде надо было поговорить с ней, а потом уже нервировать меня всем этим?
– Я уже поговорил. – Пэйджит сделал паузу. – Самое подходящее слово для определения ее реакции – "отстраненность".
Мария нахмурилась:
– В таком случае рассчитываю, что ты откажешься от своего намерения и вернешься к прежней жизни.
– Невозможно. Я слишком много времени провел с Карло. Пусть я покажусь жестоким, но Андреа не вправе принимать за меня это решение. Если же она поступит так и Карло пострадает, нашему супружеству конец. Я ей об этом сказал.
Мария рассматривала его лицо. А между тем день сменился вечером и облик толпы определяли мужчины и женщины в деловой одежде. Официант явно ждал, что они либо будут пить вино, либо уйдут. Пэйджит игнорировал его.
– Нет, я против, – наконец заявила она.
Он возмутился:
– Но почему?
– Потому что как только Карло появится у тебя, твой брак можно считать расторгнутым. И ты станешь отцом-одиночкой, который обременен маленьким сыном и мучается по поводу развода. Карло будет чувствовать себя виноватым, а ты в глубине души будешь сердиться на него. – Взгляд Марии сделался твердым. – Чем эта жизнь лучше той, которую я смогу обеспечить ему через пару лет?
– Честно?
– Конечно.
– Он в горе – по причине, о которой я рассказывал тебе по телефону, ты превосходно ее знаешь. – Пэйджит заговорил совсем тихо. – Кроме того, для этого мальчика я буду хорошим отцом. Если бы я не был в этом уверен, я бы не сидел сейчас здесь.
Мария вздохнула:
– Уезжай домой, Крис. Сохрани свою семью. Через два года я избавлю Карло от моих родителей. Я же сказала тебе, когда он родился, – ты уже достаточно сделал для меня.
Пэйджит посмотрел ей прямо в глаза со всей твердостью, на которую только был способен:
– Вот мы и подошли к завершению нашей
– Что ты имеешь в виду?
– Бумаги, которые я подготовил. Они дают мне право на законном основании стать опекуном, и есть у меня, разумеется, довод, чтобы убедить тебя подписать их. Ради деликатности сошлемся на "профессиональные соображения".
Ее глаза едва заметно расширились:
– Ты шутишь.
– Как и многие женщины, ты большое значение придаешь карьере. Взглянув правде в глаза, замечаешь несовместимость карьеры с материнством и тогда приходишь к выводу, что можно отвести более значительную роль отцу. То есть мне.
Она холодно улыбнулась:
– Ты, кажется, забыл, Крис, что "профессиональными соображениями" руководствуюсь не только я, но и ты.
– Это не так. Мы не в одинаковом положении. Прежде всего, как ты когда-то любила подчеркивать, я богат. – Он резко наклонился к ней через стол. – Семь лет назад я не стал терзаться. И теперь не проклинаю то, что со мной случилось. И буду сидеть здесь до тех пор, пока ты не скажешь мне, что безропотно принимаешь выпавшее на твою долю. – И, откинувшись назад, спокойно закончил: – А пока я жду, можно будет выпить бутылочку вина.
Оба замолчали. Странно наблюдать, подумал Пэйджит, как застывшая на ее лице улыбка постепенно становится улыбкой презрения. И в этот момент он услышал:
– Ты на самом деле ублюдок.
Пэйджит почувствовал усталость.
– Это не так, – медленно проговорил он. – Мне совсем не хочется поступать таким образом. И я ненавижу тебя за то, что ты вынуждаешь меня так поступать.
Мария медленно качнула головой.
– Твоя ненависть ко мне меня не удивляет. То, что тебе не хочется поступать таким образом, удивило бы меня, если бы я поверила в это. – Она не отрывала взгляда от бокала с вином. – Но совершенная неожиданность для меня то, что ты вообще делаешь это. Могла ли я семь лет назад предположить, что такой день наступит? Кто бы мог подумать, что ты захочешь растить его?
Пэйджит увидел, что она бледна.
– Сожалею. Но я действительно хочу этого. И если ты не согласишься, мы окажемся в суде, я буду потрясать свидетельством о рождении Карло и добиваться отцовских прав всеми средствами. Любыми средствами. Тебе от этого ничего хорошего ждать не приходится. Карло тоже, и никому на свете.
Глаза Марии на мгновение закрылись.
– Несомненно.
– Несомненно, – тихим эхом повторил он. – И поверь: я так и сделаю.
– О, в это я верю. – Ее голос стал тихим и слабым. – Бумаги, конечно, с тобой.
Кивнув, Пэйджит открыл портфель и разложил бумаги на столе. С тщательностью юриста, которым она когда-то была, Мария перечитала их.
– Какое имя ты намерен дать ему? – спросила она. – Не думаю, что имя "Карло" надо менять.
– Карло Пэйджит.
Она взглянула на него:
– Карло Карелли Пэйджит.
– Хорошо.
Быстро, почти небрежно, она расписалась.
– Ты знаешь, – спросила она, – что Карло любит черничные вафли?
Пэйджит помотал головой; удивительно, подумал он, какое мучительное ощущение, просто ужасное.