Степкино детство
Шрифт:
— К работе нас приставь, хозяи-и-ин!
А хозяин молча поглядывал на всех, покачивал головой да поигрывал слониками и собачками на своей цепочке.
Потом встал с кресла. Прошелся туда-сюда. И сказал тихо, дрогнувшим голосом:
— Не про то ваши слова. О чем только разговор ведете!.. Гривенники… пятаки… Совестно слушать. Икону я обещался поставить. Икону святому покровителю завода нашего Николаю-угоднику. И нерушимо будет мое обещание. Здесь в механической и поставим.
Тут хозяин закатил
Тихо стало в мастерской. Но всего лишь минуту. А потом из угла, где стояли кузнецы, грохнуло:
— Не согласны! Не нужна нам твоя икона!
— Не согласны! — закричали по всей мастерской. — Не согласны!
— Зря проморил нас тут!
— Думали, в самом деле путное скажет!
— Ну тебя к бесу! — кричали со всех сторон.
Все сорвались со своих мест и толпой повалили к дверям.
Только мальчишки стояли перед хозяином, открыв рты.
А со двора, с улицы доносились голоса:
— Чтоб тебя разорвало, Обла-ай!
Глава XIX. В ученье
Однажды, близко к рождеству, когда уже морозец по утрам прихватывал землю, обходя станки, мастер сказал Степке:
— В обед зайди ко мне в конторку.
После звонка на обед Степка наскоро пожевал хлеба с воблой и пошел в конторку. В дверях, без шапок, стояли ребята с дрыгалок. Степка стал рядом с ними и снял шапку.
Мастер походил по конторке взад-вперед и сказал хорошим голосом:
— Накройтесь, ребятишки. И вот что, миляги, я хочу вам сказать: хозяйка наша, Авдотья Кузьминична, плоха. Слышали? Обезножила совсем. Пальцы уж на ногах не шевелятся. — Оболдуй вытянул руки и неподвижно растопырил пальцы. — Ни туда ни сюда. Вот хозяин и приказал сказать, что на вас надеется. Ребячьи молитвы до господа доходчивы. Так что вы, ребятки, утром и вечером помолитесь-ка богу об исцелении ног рабы Авдотьи.
Ребята переглянулись: «Только-то?.. Затем только и звал, чтобы про хозяйкины ноги сказать?»
Мастер будто понял мысли ребят:
— Да что вы насупились? Не задаром, чай, молиться будете! — крикнул он сердито. — За эти молитвы к ученью вас приставляем. И как только чуть-чуть зашевелятся пальцы, — еще по гривеннику в день и харч от хозяина. Поняли?
Тут только ребятишки опомнились: счастье валит! Работе учить будут! И досада на мастера прошла в одну минуту. И таким добрым он показался ребятам. И все, не сговариваясь, весело крикнули:
— Спасибо!
— Становись на колени, валяй «Отче наш!»
Все четверо повернулись к переднему углу и, брякнувшись коленями об пол, закрестились на две огромные бутыли с олифой.
— Отче наш, иже еси на небеси…
— Стоп! — скомандовал мастер. —
— Помилуй рабу. Исцели ноги у Авдотьи, — повторили ребята.
— Хорошо. Вставай с колен, — приказал Оболдуй. — Теперь будем распределять — кого куда. С тебя начнем, Размазня, с самого маленького. Ты куда хочешь?
— Я на слесаря, как в комтракте, — шмыгнул носом Размазня.
— «Как в комтракте»! Говорить еще не научился, а туда же, в слесаря. В кузницу пойдешь, комтракт, клещи кузнецам подавать, вершники там ихние, нижники вовремя подсовывать, мех дуть. Это дело по тебе.
Размазня, должно быть, не сразу понял. Он смотрел на Оболдуя широко раскрытыми глазами. Потом скулы у него вдруг дернулись и глаза налились слезами.
— Не хочу в кузницу, не хочу, — тихо сказал он.
— Ладно. Прочь в сторону, — мастер оттолкнул его к двери. — Ты, Моргачонок, куда хотел?
— Я тоже на слес…
Но мастер не дал договорить Моргачонку.
— Из тебя слесарь, как из сопли пуля, — сказал он. — В литейную пойдешь. Землю сеять, опоки набивать. Приглядывайся к литейному делу.
Моргачонок вывернул ладони.
— Не хочу литейщиком…
— В сторону! — гаркнул на него мастер. И оглядел Степку с Готькой.
У Степки захолонуло сердце: «И меня в кузницу или в литейную. Не быть мне токарем».
— Ты, Готька, к верстаку пойдешь, — услышал Степка голос мастера. — Принести — отнести, подать — принять. Слесарем учись.
«Повезло, — думал Степка. — Повезло ему. Он и хотел на слесаря. А сейчас мне скажет».
Оболдуй сердито прошел по конторке раз, другой и повернулся к Степке.
— Тебя, Засорин, выгнать бы, — заговорил мастер. — Строптив ты. Робости в тебе нет. Дед спину гнул, клянчил. А ты мимо конторки утром идешь — не поклонишься. Башка, что ли, у тебя, у дьяволенка, отвалится? Только молитвы ради оставляю тебя. Шут с тобой.
Мастер поглядел на потолок, покрутил пальцами. И Степка за ним на потолок поглядел.
«Сейчас решает, куда меня. Вот бы к станкам!»
Мастер опять покрутил пальцами и наконец сказал:
— Черт с тобой, к станкам пойдешь. Токарям услуживать будешь, болты-гайки нарезать, напильники чистить. Приглядывайся к делу. Да не забудь напомнить деду, что он обещал магарыч поставить.
— Только все вы смотри у меня! — крикнул он мальчикам. — Пьяницам водку не носить, ни-ни! Поймаю — бить буду. И помните: зашевелятся пальцы — гривенник в день и харч.
Светлее Степке показалось в мастерской, когда он вышел из конторки. Повеселели и станки, будто солнце прошло по ним. «Ух! С колесом развязался! На токаря буду учиться! А пальцы зашевелятся — гривенник в день и харч».