Степная дорога
Шрифт:
– Мэзарро! – взмолился Фатагар в последний раз.
– Ты знаешь этого человека? – спросила Алаха у Фатагара, кивая в сторону Мэзарро. – Кто он?
– Мэзарро, торговец шелками.
– А ты?
– Я караванщик… Я обещал помочь ему с партией шелка…
– Правду!
– Я торговал…
– Ну, ну. Говори! – подбадривала Алаха, нехорошо улыбаясь. – Что же ты замолчал?
– Я торговал рабами!
– Еще!
– Я нанимал людей… Да вам же все известно! Не принуждайте меня говорить об этом, – моляще произнес Фатагар.
– Почему? – спросил Салих. И сам
Алаха вынула из ножен длинный меч и показала его Фатагару.
– Вот это я отобрала у одного из твоих головорезов, когда убила его!
– Женщина! – прошептал Фатагар изумленно.
– Это тебя не касается, – сердито оборвала Алаха. – Женщина или ребенок, какая разница? Я убила двух из четверых… Остальные погибли потому, что посягнули на святыню. Итак, чем же ты промышляешь, Фатагар?
– Я нанимаю бандитов, чтобы они похищали для меня девушек, – выговорил Фатагар, в ужасе прикрывая глаза. Видимо, он ожидал, что после этого признания небесная молния поразит его прямо на месте. Однако этого не произошло, и он осторожно приоткрыл глаза.
Салих видел, что в хитром взгляде работорговца начинает проступать надежда. С ним РАЗГОВАРИВАЮТ – значит, существует вероятность того, что его оставят жить. Немногие решаются перерезать горло жертве после того, как вступят с ней в разговор.
Что ж. Может быть, Фатагар и прав. Они не станут марать рук его кровью, брать на себя тяжесть его грязной души. Может быть…
– Скажи, – обратился к Фатагару Салих, – вот этот человек, торговец шелком, Мэзарро, – он тоже похищал женщин?
– Он дурак, – выдавил Фатагар, даже перед лицом смерти не в силах подавить презрение к глупцу и молокососу, глядящему на него с таким отвращением. – Он ничего не знал. Стал бы я доверять ему свои тайны! За кого вы меня принимаете? Может быть, я и негодяй, по вашим меркам, но я не глупец!
Салих переглянулся с Алахой. Она кивнула. Салих понял, что она только теперь, услыхав признание от самого бандита, до конца поверила в невиновность Мэзарро. Возможно, не следует судить ее за это слишком строго, подумал Салих. И тут же усмехнулся. Он никогда в жизни не стал бы судить Алаху – ни за мысли, ни за намерения, ни за поступки. Точно так же, как не судят божество.
– Ну так что же, – медленно проговорила Алаха, – как мы с ним поступим?..
Несколько евнухов, вооруженных короткими мечами, сумели оказать лишь слабое сопротивление неожиданному яростному нападению трех головорезов. Мечи эти, роскошно украшенные, имели, скорее, чисто декоративное украшение. Они свидетельствовали о доверии, которое оказал им господин, поручив охранять "Сад Наслаждений", как поэтически именовался гарем. Кроме того, этого оружия было достаточно, чтобы держать в повиновении и страхе девушек, обитательниц "Сада Наслаждений".
Да,
Салих обтер меч об одежду убитого. Никаких угрызений совести он при этом не испытывал. Если уж на то пошло, с ним самим поступали гораздо хуже.
Мэзарро, побледневший так, что это было заметно даже под гримом, держался из последних сил. Ему было страшно и противно. Но решившись на преступление вместе со старшим братом, он не мог отступить. Ему предстояло пройти этот путь до конца.
Алаха холодно осмотрела убитых. Забрала у одного из них меч – короткий, обоюдоострый, предназначенный для нанесения колющих ударов, – не столько меч, сколько длинный кинжал. Одобрительно хмыкнула, сунув оружие за пояс.
Салих ударом ноги распахнул дверь изящного одноэтажного домика с резными деревянными колоннами, покрытыми позолотой и расписанными синими и красными цветами. С покатой крыши словно выглядывали, разинув пасти, резные драконы-водостоки. Их золотые глаза с черными зрачками словно бы настороженно следили за пришельцами.
Мэзарро, озираясь по сторонам, вошел в домик последним. Машинально он отметил, что сад полон редких и экзотических растений. "Что за дурацкие мысли лезут в голову!" – подумал он в смятении. Он завидовал холодной решимости Салиха. Тот знал, что делать и для чего. И даже Алаха, маленькая девочка, – даже она знала. А он, Мэзарро, – маменькин сынок, ни на что не годный неженка с женским, чувствительным, сердцем…
Салих обернулся к нему и улыбнулся, словно отгадав покаянные мысли сводного брата.
– Ничего не бойся, ничему не удивляйся, – сказал он. – И главное, не считай себя хуже всех. Никогда не следует забывать о том, что у Предвечного Отца двое сыновей: один карает негодяев, другой целит раны несчастных…
От неожиданности Мэзарро споткнулся о порог и едва не упал.
Салих поймал его в последний момент.
– Ты разве поклоняешься Близнецам, брат? – спросил Мэзарро, сам понимая, что затевает разговор совершенно не ко времени.
– Нет, – ответил Салих, улыбаясь, непонятно чему. – Меня научил брат Гервасий.
Брат Гервасий учил еще, между прочим, тому, что наказанные Старшим Братом негодяи часто оказываются теми самыми несчастными, которых, жалея, точно напроказивших детей, целит и лечит Младший из Божественных Братьев…
Что ж, в таком случае Младшему Брату самое время заняться господином Фатагаром.
Внутри помещение оказалось более просторным, чем можно было предположить, глядя на домик снаружи. В центре причудливого строения располагался большой зал с маленьким фонтаном, где плавали искусственные лебеди и искусственные же лилии, вырезанные из хрусталя, украшенные самоцветами и золотыми бусинами. Все это великолепие крепилось ко дну бассейна тонкими серебряными опорами. Вода, заливавшая фигурки птиц и растений, сверкала, переливалась всеми цветами радуги и создавала иллюзию того, что все это живет, движется, дышит.