Стертая
Шрифт:
— Феб была добра ко мне. Теперь ее нет. А виновата ты. Ты сказала что-то лордерам, и они...
— Нет! Я не говорила! — «Беги!» Я поворачиваюсь и мчусь по тропинке, чувствуя за спиной движение — он гонится за мной.
Но уже за первым поворотом мне навстречу летят голоса. Эми и Джазз близко... рядом. Наконец-то.
Они появляются из-за угла. Рука об руку. Похоже, только что спорили о чем-то. Я едва не врезаюсь в них. Джазз удерживает меня за руку и хмурится.
— Все в порядке? — Он смотрит вверх.
Я оборачиваюсь — на тропинке
Эми берет меня под руку.
— Извини, что я так говорила о Джанелли. Джазз объяснил мне, что ты расстроилась из-за него.
Она произносит какие-то слова, но они ничего для нее не значат.
Джазз смотрит на меня с любопытством. Понимает, что что-то случилось, но не спрашивает и лепет Эми не останавливает. Мы спускаемся по тропинке в деревню. Внизу, там, где тропинка выходит к дороге, стоит фургон с надписью «Бест. Строительные работы» на боковой дверце. И за рулем он, дядя Феб. Стекло опущено, и когда мы проходим мимо, он подмигивает, а потом свистит нам вслед. Джазз хмурится. Мы поворачиваем на дорогу, и вдогонку нам несется смех.
— Кто это? — спрашиваю я.
— Это ничтожество — Уэйн Бест. Держись от него подальше, тот еще урод.
Вот совет, которому я непременно последую.
Подходим к дому. Эми бежит к маме—узнать, можно ли Джаззу остаться на обед. Я иду за ней, но Джазз удерживает меня за плечо.
— Что? — Я предвижу вопросы насчет того, что случилось на тропинке, и еще не знаю, как на них ответить.
Он ждет, пока закроется дверь.
— С тобой Мак хочет повидаться. В следующий понедельник. Заедем к нему после школы, и я поведу Эми прогуляться. Тебя устроит?
Ни обдумать услышанное, ни тем более ответить я не успеваю — Эми открывает дверь и качает головой.
— Мама говорит, не сегодня. В другой раз, ладно?
Джазз встречает известие с заметным облегчением, чего Эми совершенно не замечает. Удивительно, как можно быть настолько слепой и не видеть того, что у тебя перед глазами? Я захожу в дом, чтобы они могли попрощаться без свидетелей.
— Ну, что сегодня в школе? — спрашивает мама, раскладывая по тарелкам еду.
Поскольку папа в школу не ходит, я делаю заключение, что вопрос обращен к нам с Эми.
Смотрю с надеждой на Эми, но она только пожимает плечами — похоже, злится, что Джазза не пригласили на обед.
Папа переносит тарелки на стол.
— Неужели и рассказать нечего? Хороший был день, плохой? Случилось ли что-то интересное, необычное?
Он ставит передо мной тарелку, и у меня вдруг появляется чувство, что ему известно если не все, то по крайней мере кое-что из произошедшего после занятий.
Смотрю с мольбой на Эми — ну скажи хоть что-нибудь. Бесполезно.
Я вздыхаю.
— Лордеры забрали моего учителя живописи.
Мама ахает и опускается на стул.
— Бруно Джанелли?
— Да. — Я удивленно смотрю на нее. — А ты его знаешь?
— Он старше, чем кажется, и преподавал живопись, когда еще я ходила в школу. Великий
«Каким он был», — мысленно поправляю я и сама неприятно удивляюсь тому, что думаю о нем в прошедшем времени. Нет, конечно же нет.
— Что с ним будет?
Мама и папа переглядываются. Мама поднимается и начинает мешать что-то на плите.
— Наверно, это зависит от того, что он сделал. Не беспокойся об этом, — говорит папа.
Поздно вечером, оставшись наконец одна в комнате, я сворачиваюсь на кровати рядом с Себастианом. Он урчит. Стараюсь осмыслить случившееся за день, вывести какой-то итог, но ничего не получается. Как не получается и не думать.
Единственное решение... Карандаш и бумага. «Сегодня нарисуйте кого-то или что-то, что вам дорого. Что-то, что пробуждает чувства». Рисую левой рукой. Лихорадочно. Снова и снова. Далеко за полночь. Тори. Феб. Люси. Джанелли. И Роберт — брат из прошлого, которого я не знала.
Водитель беспрерывно как будто от этого может быть какой-то толк. Автобус застрял в пробке и стоит на месте.
Симпатичная блондинка в задней части салона опустила голову на плечо сидящего рядом парня. Он обнимает ее одной рукой. Задержка нисколько их не беспокоит. Остальные не знают, чем заняться, и не находят себе места. Двое или трое читают; несколько ребят постарше измываются над мальчишкой младше; девочки обсуждают мальчиков; одиночки смотрят в окно.
— Сделайте что-нибудь! — кричу я шоферу. — Откройте двери! Выпустите их!
Но он не слышит меня и не знает, что сейчас случится.
Блондинка сзади замерзла. Ее парень поднимается с сиденья и тянется за своей курткой на верхней полке.
Вот тогда все и случается: свистящий звук, вспышка света, взрыв. И крики.
Ядовитый дым... окровавленные руки стучат в окна, которые не открываются... и крики, крики. Парень обнимает ту, что была симпатичной блондинкой, но слова любви запоздали. Она мертва.
Снова свист... вспышка... взрыв. Зияющая дыра в боку автобуса, но большинство уже молчат. Парня оттаскивают от девушки, и только тогда он присоединяется к немногим выжившим. И тоже кричит. Я затыкаю пальцами уши, но крики не смолкают.
Не сразу, но до меня все же доходит.
Это я.
— Тише, тише. Это только сон.
Я отбиваюсь, мечусь, потом понимаю, где нахожусь. В постели, дома — точнее, в моем нынешнем доме, — и обнимает, удерживает меня не Эми, а мама. Эми появляется у двери, зевает и уходит. Должно быть, мама проснулась и пришла первой.