Стервы
Шрифт:
28
Глория
На часах было 19.53.
Что-то не хотелось ей сегодня вечером надевать подвязку. Ниспадающее невесомыми складками сверкающее платье, унизанное золотыми бусинками, едва закрывало то место, где заканчивался тончайший прозрачный чулок-паутинка и начиналось обнаженное бедро.
В двухцветные полуоткрытые туфельки сначала проскользнула правая ножка, затем — левая. Черные
Из горы всевозможных «боевых средств», устилающих туалетный столик, она тщательно отобрала наиболее действенное оружие — красную «вампирскую» помаду, которая не смазывается при поцелуях, серебряную пудреницу, черепаховый гребень, инкрустированный слоновой костью портсигар. Весь этот набор перекочевал в золотую сумку-сеточку.
Внимательно оглядела себя в зеркале. Все было по высшему разряду: зеленые глаза мягко светятся, нарумяненные скулы в меру выделяются, четко очерченные губы выглядят пухлыми. Даже сама ее кожа в этот вечер излучала какое-то загадочное сияние.
Уже роняя последнюю капельку духов на изгиб шеи — там, где с нежной кожей соприкасался блестящий завитой локон, — она решила, что подвязка все же необходима. Да, необходима, и никак иначе.
И, прежде чем защелкнуть сумочку, добавила к своему арсеналу маленький черный пистолет.
Вот теперь она была готова ко всему.
***
Чуть больше часа спустя, в 21.04, Глория припарковала машину, в багажнике которой лежал ее чемодан, возле дома, где жил Джером. Рановато.
Она сидела в машине с потушенными огнями, а сердце билось, как пойманная птичка в тесной клетке. Глория еще не приняла окончательного решения — запросто можно было повернуть ключ зажигания и вернуться туда, откуда она приехала. Но она сознавала, что в ту секунду, когда выйдет из машины, у нее начнется совсем новая жизнь.
Улизнуть из дому, не простившись с мамой? Оставить на туалетном столике обручальное кольцо? Угнать без спросу мамину машину? Все это она проделала очень легко. Тогда отчего же ей так тяжело взять и выйти из машины?
Наконец, решение за нее принял Джером. Он открыл входную дверь и всмотрелся в машину.
— Глория! — позвал он.
Она бросилась к нему.
— А я боялся, что ты не придешь.
Глядя в его лицо, во встревоженные глаза, она догадалась, что он до конца не уверен в том, что она любит его. Что готова рискнуть всем ради него. Покинуть Чикаго. Отказаться от прежней жизни.
Ну что ж — он ошибался.
Джером на шаг отступил и минуту, задумчиво поглаживая подбородок, разглядывал Глорию.
— В чем дело? — спросила она, вдруг ощутив себя раздетой.
— Да ни в чем, — ответил он. — Абсолютно ни в чем. Просто у тебя такой вид…
—
Джером медленно приблизился и остановился прямо перед нею. Взял ее за руки своими большими, сильными руками, в которых таилось что-то волшебное, как подумала Глория — музыка. Ей хотелось, чтобы эти руки играли на рояле только для нее, чтобы они держали ее всю оставшуюся жизнь.
— Я хотел сказать, что вид у тебя настоящий, не напускной. Не такой, как у девушки, которая играет в переодевание. — От его спокойного голоса у Глории закружилась голова. — Ты выглядишь шикарно. Уверенной. В чем-то даже опасной.
Глория вспомнила о сумочке и о том, что в ней лежит. А Джером упер руки в бока.
— Глория Кармоди, ты — самая настоящая бунтарка.
***
Глория помогла ему уложить одежду в чемодан, пластинки — в большой кофр, подождала, пока он обуется и застегнет пряжки на туфлях.
Сама не заметила, как ее палец скользнул по его безымянному, на котором ничего не было. Все так быстро получилось — она ведь не знала даже, станут ли они в Нью-Йорке жить вместе, не говоря уж о том, станут ли спать в одной постели. Глория не знала ни одной семьи, в которой супруги стали бы жить друг с другом до свадьбы — это было просто неслыханно. Особенно если учесть, что они даже…
— Что это с тобой? — Джером сжал ее плечи и легонько встряхнул.
— Ничего! — ответила она слишком быстро. Закрыла глаза, стараясь расслабиться в его объятиях. — Я просто волнуюсь — о том, что задумал Карлито, о том, чтобы не опоздать на поезд, о том, что ждет нас в Нью-Йорке. Обо всем.
— Не хотел тебе говорить, пока не приедем в Нью-Йорк, но, похоже, тебя необходимо подбодрить. Я побеседовал по телефону с одним приятелем, хозяином джаз-клуба в Гарлеме. Он собрался открыть новый музыкальный бар в Гринич-Виллидж, и ему как раз нужен «гвоздь программы». Так вот, он говорит, что обо мне немало толкуют в джазовом мире, вот он и предлагает мне выступать у него.
— Джером! Просто невероятно! — Глория не могла удержаться и обняла его. — Работа! Так сразу!
— Но главное еще впереди. Я рассказал ему о тебе.
— Обо мне? Зачем?
— Я ему сказал, — Джером нежно сжал ее руки, — что знаю одну рыжую звездочку, которая поет, как настоящий соловей. Знаешь, что он мне ответил? Что на чернокожего пианиста с классной белой певицей повалит весь Нью-Йорк. Говорит, им как раз такого и не хватает, чтобы оживить бары и клубы, встряхнуть их как следует.
Глория повисла на нем, повалила на диван и стала покрывать поцелуями.
— У нас все будет просто чудесно, — выговорила она, чуть отдышавшись и положив голову ему на грудь. Она слушала, как бьется его сердце — сильно, медленно, ровно. — У нас все будет просто чудесно.