Стезя смерти
Шрифт:
Шепп застыл, перестав улыбаться, и медленно поднял голову, глядя на Курта уже серьезно и с отчетливо видимой опаской.
— Вы это вот все к чему? — поинтересовался он настороженно. — Вы что же, майстер Гессе, намекаете на то, что я убил его ради места секретаря?
— Я так сказал? — удивленно переспросил Курт, и студент поморщился. — Всего лишь несколько возражений твоим словам; как мы только что вывели, служба секретаря не такой уж и неблагодарный труд.
— Ну, положим, так, — согласился Шепп сквозь зубы, вновь принявшись скрипеть пером с утроенной силой. — Однако я этой должности не выклянчивал, ясно вам, майстер инквизитор? В ядах не смыслю, а в значении ремесленническом руки у меня растут из задницы, посему мало-мальски пристойную восковую фигурку слепить таланту не хватит!
— Спокойно, Хельмут, что-то ты разволновался. Я просто задаю вопросы.
— И сами же на них отвечаете.
— Такова моя служба — делать предположения, — пожал плечами
— Ваши предположения ошибочны, господин дознаватель, не там вознамерились копать; не надо на меня теперь всех собак вешать. Если что-то и было в его смерти подозрительное, то это не связано с его должностью, а если и связано — то не через меня; спросите кого угодно, я на такое не способен и вообще ни в чем крамольном ни разу не замечен.
— Я тебя не обвиняю, — возразил Курт. — Однако же спрошу обязательно. Полагаю, и в записях прежнего секретаря найдется упоминание о различных инцидентах; в том числе драках с участием студентов, и не всегда просто кулачных. Уверен, что твоего имени там нет?
Шепп резким движением поставил точку, выпрямившись, и одарил майстера инквизитора взглядом долгим и преисполненным неприятия.
— Euge! [30] — подытожил он, бросив перо на стол, отчего по деревянной темной поверхности разбежалась россыпь мелких точек. — Nec plus ultra! [31] Знаете-ка что, майстер инквизитор, меня начинают поражать все те похвалы вашей сообразительности, которых я наслушался от вашего помощника!
30
Великолепно! (лат.).
31
Дальше некуда! (лат.).
— А вот хамить не надо, — предупредил Курт, невольно кинув в сторону подопечного удивленный взгляд; оказывается, за его спиной Бруно распускает о нем благопристойные слухи… С чего бы? Нелицемерно полагает своего надзирателя неглупым и достойным одобрения? Или же попросту дело в том, что ему приходится перед придирчивым и предвзятым окружением изображать достойным то, чему судьба приневолила его служить… — И врать тоже. Я не собираюсь пока ни в чем никого обвинять. Однако на свои вопросы я требую честных ответов, иначе придется волей-неволей задуматься над тем, почему мне говорят неправду, а это вызовет неприятные мысли, ибо, как известно, mendax in uno, mendax in omnibus… et cetera [32] . Мне плевать, с кем кёльнские студиозусы устраивают поножовщины и каким образом воруют с кухни колбасу; это меня не касается до тех пор, пока ножи не заговоренные и пока колбасу не призывают сквозь окно по воздуху, посему и до конкретно твоих проступков мне дела нет. Я не уполномочен и не намереваюсь наблюдать за порядком в вашем муравейнике, однако информация мне может оказаться полезной для дела, и когда я спрошу, кого и когда бывший секретарь застигал за каким-либо занятием, воспрещенным университетом, кто и как увильнул от наказания или же таковое принял — мне должны отвечать, причем быстро, четко и правдиво. Это — понятно?
32
Солгавший в одном лжет во всем… и так далее (лат.).
— Ну, хорошо! Допустим, год назад с меня взыскали штраф за потасовку во дворе общежития, и что?! — с вызовом бросил Шепп. — Меня оскорбили, и я достойно ответил! Но это не значит, что я после этого целью своей жизни избрал отравление университетских секретарей!
— Разумеется, нет, — согласился Курт, забирая у него список и аккуратно сворачивая в трубку.
— Что я должен сделать, чтобы вы прекратили свои нападки? Сегодня же пойти к ректору и отказаться от места?
— Нет, к чему же так. Что мне от тебя надо, так это перечень всех, кто имел неприятности и был замечен Шлагом; негласные случаи я бы тоже просил упомянуть.
— Это вряд ли возможно, — нерешительно откликнулся секретарь, вдруг как-то разом утратив свой дерзкий тон. — И не поймите меня неверно, майстер Гессе, дело в том, что студенческий кодекс…
— Есть только один кодекс, который не подлежит нарушению, — оборвал Курт резко. — Это кодекс справедливости, и он требует не скрывать от следствия факты, могущие помочь выявлению истины. Поэтому повторяю: мне нужен перечень тех, кто был подвергнут взысканиям за все время пребывания Филиппа Шлага на посту секретаря. И отдельным списком — те, кому удалось уйти от наказания путем подкупа. Скажу сразу, что все останется в тайне, и я не буду ни ставить в известность ректорат, ни информировать городские
— А вы в священническом звании? — с сомнением уточнил тот. — Имеете право исповедовать?
— Нет, — безмятежно отозвался Курт, и Шепп криво усмехнулся, убирая перья и бумагу:
— Ясно… И слава Богу. Никакие сокровища мира не заставили бы меня выговорить «pater, peccavi [33] », обращаясь к вам, майстер Гессе. Кроме того, мне устроят темную через час после того, как я назову вам хоть одну фамилию из второго списка. Как я уже говорил, студенческий кодекс не позволит им стерпеть болтуна в своей среде.
33
Отец, я грешен /я согрешил/ (лат.).
Курт обернулся на Бруно, все так же молча и неподвижно стоящего у двери, и, упершись локтем в столешницу, перегнулся через стол, склонясь к самому лицу секретаря.
— Они ведь об этом не узнают, — тихо заметил он. — Я не скажу, и если ты не станешь откровенничать, никому и в голову не взбредет, что сведения пришли ко мне через тебя.
Тот медленно поднял взгляд, уставившись майстеру инквизитору в глаза, и так же тихо уточнил:
— На донос подбиваете?
— Назови, как тебе больше понравится, — предложил Курт, и Шепп отвел взгляд, нервно царапнув пальцем по старому дереву досок.
Несколько мгновений в комнате висела тишина, нарушаемая только дыханием и едва слышимыми звуками улицы; наконец, выждав достаточное, как ему показалось, время, Курт все так же тихо продолжил:
— У меня есть много способов тебя уговорить. Первый вариант — я начну читать тебе проповедь о том, что ты, возможно, поспособствуешь исполнению правосудия, нарушив то, что является всего лишь обычаем. Mos pro lege [34] , парень, это prava consuetudo [35] . Я могу также еще раз повторить, что все сказанное останется только вот тут, — он коснулся пальцем лба, — и нигде более. После этого я могу спросить, так ли важно сохранить тайну каких-то студенческих выходок, рискуя оставить нераскрытой загадку смерти человека и, возможно, безнаказанным — ее виновника? Если же мои воззвания к твоей совести останутся без ответа, я могу перейти к более традиционным способам — id est, к денежному вопросу. Назови цену, за которую ты был бы готов забыть о традиции в угоду закону, и мы это обсудим; убежден, мы сойдемся в цифрах, мы ведь разумные люди. Также я могу сказать, что этот вариант был бы для меня предпочтительнее: невзирая на расходы, которые мне придется понести, я буду твердо уверен в том, что ты в один прекрасный день не воспылаешь любовью к студенческим обычаям, нарушенным тобою, и не ринешься каяться перед своими собратьями. Если простое сотрудничество с инквизитором они простят, то сотрудничество оплаченное — это уж навряд ли. Третий вариант неприятный, и для меня, и для тебя: я могу задержать тебя для допроса. Мне надо лишь потратить около часу на доказательство того, что покойный секретарь когда-то тебя чем-либо задел. Разумеется, до суда дело не дойдет, и вскоре мне придется тебя отпустить, после чего весь Кёльн будет некоторое время судачить о том, что я переусердствовал или ошибся, что для меня, конечно, досадно; однако же — я еще новичок, сделают скидку на возраст. У меня еще все впереди, вскоре это всеми забудется. А для тебя неприятность состоит в том, что у меня будет день или два на задушевную беседу с тобою наедине. Этот вариант мне не нравится, и не только лишь оттого, что он чрезмерно сложен и привлекает внимание; я не желаю использовать на практике свои познания в области анатомии. Не люблю причинять лишнюю боль людям. А главное — отношения, построенные на подобном фундаменте, делают сотрудничество шатким и недолговечным, полностью исключая всяческое доверие, а оно в таком деле необходимо.
34
Обычай вместо закона (лат.).
35
Дурная традиция (лат.).
— Доверие? — чуть слышно переспросил Шепп, не поднимая глаз, и нервно усмехнулся. — Не слишком идущее к случаю слово.
— Ну, почему же? — возразил Курт серьезно. — Самое подходящее. Особенно если мы вернемся к первому варианту и на нем остановимся как на самом лучшем для нас обоих. Или ты все же предпочитаешь сотрудничество оплаченное?
Секретарь не ответил, по-прежнему глядя в стол и нервно кусая губу; наконец, тяжело, словно камень, поднял взгляд и вымученно улыбнулся:
— Вербуете, майстер инквизитор?