Stiffen corpses: Жизнь и работа коченеющих трупов
Шрифт:
Эдсон сглотнул слюну, я, не вставая, протянул Мельнику, а это был он, зажженную сигарету. Он опустил топор, пошарил по карманам, нащупал наполовину высыпанную папироску, прикурил, поклонился в пояс, затем развернулся и медленно ушел, сгибаясь под порывами действительно усилившегося ветра. Я наблюдал за ним сквозь дверной проем, пока он не скрылся из вида. Карлик, отчаянно вздыхая, попытался пристроить дверь на место, но у него ничего не получилось.
— А мне Линда снилась, —
— Целуй ее в… — тут же откликнулся Эдсон, которого все еще била крупная дрожь. Он недолюбливал Мельника, а Мельник недолюбливал его. Такая вот грустная история любви.
— Веришь, Юзик… — продолжил было он, но тут дверь снова широко отворилась и на пороге возникли какие-то крестьяне в истерзанной одежде.
«Натуральные Исподлюбки!» — подумалось мне.
Мужики топтались на пороге и не решались войти, было их человек пять, или шесть, но никак не меньше. Потом один из них с виду постарше, упал на колени и стал отчаянно биться головой об деревянный пол, причитая:
— Может, умрешь барин? А? Может, умрешь?
К кому он обращался было совершенно непонятно, к тому же, по-моему, он был подслеповат.
Эдсон сплюнул на пол, а карлик сказал, обращаясь к предводителю Исподлюбков:
— Ушел ваш барин, как есть ушел. И вы идите!
Мужики неловко топтались, переминаясь с ноги на ногу, смущенно пряча за спиной вилы и косы. Их предводитель замер и прекратил бить поклоны, осмысливая смысл сказанного Буцефалом. Потом встал на ноги, отряхнул холщовые колени и произнес извиняющимся тоном:
— Виноваты. Батюшка. Обманулись. Лукавый попутал. Простите за беспокойство. Вот…
По цепочке из-за спины ему передали мешок, и он бережно положил его у входа.
— Вот, это… Сомика примите. Хороший сомик, сами ловили. Этими вот руками.
Он шморгнул, иначе и не скажешь, мясистым носом и застенчиво поинтересовался:
— А может это…
— Нет! — заорал Эдсон.
— А может, все-таки вы… Это ж быстро. Секунда. Убьете и все? А?
— Вон!
— Своими ж руками ловили!
Руки он тоже предъявил. А потом, согнувшись под яростным взглядом Титра ушел, пятясь задом. И товарищей своих увел, наконец-то.
— Титр в углу экрана: «Эдсон», — констатировала Сушеная Голова, молчавшая все это время.
Впечатлительный Эдсон трясущимися руками развязал мешок и предъявил нам его содержимое. Конечно же, никакого сомика там не было, а была там мертвая Купана Кыска с обрезанными по щиколотку ногами.
— Ножовкой резали, — авторитетно заметил карлик, — причем тупой!
— Исподлюбки! — закричал Эдсон, выбрасывая мешок вместе с содержимым за двери, — ненавижу!
На
— Нету у меня… ненавижу… нет, не пойду…а Мельник что делает?…привет от Числолапа… Сука… ненавижу, ненавижу…нет, не прощу… выжатый лимон…
Вскоре он вернулся один, брезгливо вытирая руки о концертную куртку, в его пустых, ничего не выражающих глазницах, стояли слезы. Или дождевые капли. Не знаю… Хрен их Титров поймет. На всякий случай я спросил:
— It's rein? — спросил я.
— Ага, дождик, — ответил Эдсон, стряхивая с себя воду, — а ко мне никто не заходил?
— Менингит и корейцы, — цинично ответил я, надевая маску Джокера и вставляя в глаз металлический кружок, — доволен?
— Я же просил! — тут же завопил Эдсон, — никогда не напоминай мне о них!
— Га-га-га! — сказала Сушеная Голова.
Джокер помолчал и загадочно произнес, цитируя классика:
— Никогда и ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас…
— Сами все скажут и сами все дадут, — добавил вошедший в этот момент вслед за Эдсоном, Кат Скабичевский.
— Пошел вон! — закричал противник менингита, на что Кат резонно ответил:
— Я еще кофе не пил…
— На брудершафт, — предложил карлик.
— И я буду, — сказал Эдсон. Скабичевский недовольно скривил свою кошачью откормленную физиономию и произнес наставительно:
— Еще никто и никогда не пил на брудершафт втроем…
— Можно попробовать, — предложил Джокер помимо меня.
В течение семи минут, я следил по часам, Скабичевский, карлик и Эдсон пробовали, до тех пор, пока карлик не разбил свой стакан и не порезал руку осколками.
— Сссссс… — засвистел он и выбежал на улицу.
Эдсон вышел следом, потом я. Мешка с Купаной снаружи уже не было. Утащили. Зато у подножия Вала копошились неясные тени.
— Смотри, Джозеф, Заметающие Следы! — указал на них Эдсон. В это время что-то прожужжало у нас над головами и карлик с криком:
— Скорость — сука! — бросился бежать.
— Скорость звука? — переспросил плохо слышащий изнутри Кат.
— Нет, сука, — охотно прояснил противник корейцев, — скорость — сука. Ну, это вроде как деепричастие.
— А, понятно… А я тут черти чего подумал. Ой, — Скабичевский схватился за ухо, — Больно!
— Я думаю, — сказал я и снова вернулся в дом.
Эдсон нехорошо улыбнулся.
— Это Анальные Пчелки летят. Кусаются твари.
— Конечно, тут же Вал близко, — любезно подсказала Сушеная Голова, — двери дольше открытыми держите, еще и Числомах залетит.