Стихи и четверостишья
Шрифт:
* * *
Для души нашелся дом -
Вся вселенная кругом.
Я – вселенной властелин.
Люди знают ли о том?
* * *
Куда ты стремишься безумно, душа?
За тысячью дел ты стремишься, душа!
Но как же поспею я в тысячу мест
С твоею поспешностью легкой, душа?
* * *
Мой чуткий слух в ночи не спит.
Глубокий голос ему звучит.
Бессонной, тягостной тоской
Меня
* * *
Я птицу в небе ранил раз
И потерял ее из глаз:
Крылом кровавым в снах моих
Она все машет и сейчас.
* * *
Две могилы, как соседи молчаливые, легли,
Онемевшие навеки, две печальницы земли.
И в холодной горькой скорби тихо думают о том,
Что с собой они из жизни этой бренной унесли.
* * *
Кто взмахнул рукой, маня,
Издалека, как родня?
Джан-леса! Тьмою-темью рук
Все зовете вы меня.
* * *
Когда осенний грустен вид,
На кочке жалостно сидит
Лорийский жаворонок мой.
Он в сторону мою глядит.
* * *
Порхают жаворонки; взмах
Их крыльев вижу я в полях.
С моею детскою душой
Они резвятся в облаках.
* * *
Там на эдемские сады прозрачный падает закат.
Я знаю, ждут моей души там между сказочных палат.
Что ж в этом смраде медлю я, чего в нестройном шуме жду?
Ах, если бы туда – домой – дорогу отыскал мой взгляд!
* * *
Кичливый, жадный человек, твой долог ум, жизнь коротка.
Тебе подобных было – тьма, они текли века, века.
Что унести им жизнь дала? С собой возьмешь ли что-нибудь?
Ты мирно, радостно пройди двухдневный быстролетный путь.
* * *
Свободен день, вольна любовь, и всем добром владеет он.
Но мучает и страждет он, и сам несчастьем поражен.
Так сделай, злобный человек, чтоб все живые жить могли,
И сам живи, вкушая мир обильной, благостной земли.
* * *
В котором же мире больше добра у меня – в этом иль в том?
Стою между ними, думаю долго я: в этом иль в том?
Сам бог в размышленьи, что ему делать со мной, как ему быть?
Оставить, призвать ли? В мире котором добро, – в этом иль в том?
* * *
Я потерял, о, как найти?
О, дай мне знак, чтоб мог найти.
Я в этой темноте давно
Брожу, чтоб дверь к тебе найти.
* * *
Как тайну бога распознать? Кто посягнет судить о ней?
Всем в мире близких он послал, он всех связал на много дней.
Лишь, как подобие свое, певца оставил одного,
Чтоб
* * *
Хаям возлюбленной сказал: «Ставь наземь робко каблучок:
Быть может, попираешь ты сейчас красавицы зрачок».
Эй, джан, тихонько мы пойдем, – вдруг нам попрать назначил рок
Хаяма пламенный язык иль дорогой ему зрачок!
* * *
Лунный луч – твоя улыбка – на лице моем скользит,
В час, когда я, насмерть ранен, вижу смерти лик вблизи
Так под солнца животворным, благодетельным лучом
Дуб стоит, грозой сраженный, высыхая с каждым днем.
* * *
Я щедрый, неуемный я, я расточать себя устал!
С душой взыскующей блуждать и вглядываться я устал.
Я вечно встречи ждал с другой, беспечной, щедрою душой.
От всех исканий, всех путей, всех ожиданий я устал.
* * *
Дыхание бога вдыхаю: он дышит во всем,
Призыв его слышу и голос: он слышен во всем.
И я возвышаюсь, внимая, и ловит мой дух
Мелодию мира и шепот, – он слышен во всем.
* * *
Глянь! С Запада рабы машин и золота бегут кровавой,
Ревущей в ужасе толпой, истерзанной, тысячеглавой,
Из мертвых ледяных пустынь своей безвыходной тоски
Сюда, на мой родной Восток, божественный и величавый.
* * *
Ах, всякий раз, как от того, что дал мне, ты берешь назад,
И вижу, как я все еще неисчерпаемо богат, -
Дивлюсь, как много ты мне дал, безмерно щедрый и благой,
Как много должен я вернуть, чтоб слиться навсегда с тобой.
* * *
Без счета веков впереди или в прошлом… Не все ли равно?
Я был, существую, всегда я пребуду… Не все ли равно?
Без счета веков впереди или в прошлом… Не все ли равно?
Я был, существую, всегда я пребуду… Не все ли равно?
* * *
В стране армян, как великан, стоит Масис могучий;
С владыкой сил мой дух вступил в беседу там, на круче.
С тех дней, когда меж «нет» и «да» была темна граница,
Из века в век, чей вечен бег, беседа эта длится.
* * *
Ты жизнь в арену превратил; ее топтало много ног.
В ней, невозделанной, пустой, кто отыскать бы пользу мог?
Цветы взрастить бы на земле! Да не взрастил я их, о, нет!
Создавший землю и цветы, какой я дам тебе ответ?
* * *
На крестинах моих день – факелом был, а церковью – небосвод.
И народа любовь, что купель моя, свет радуги – мой народ.
Мне живительным миром была роса, а взгорье – крестным отцом.
И я тем был крещен, кто создал меня поэтом, – самим творцом.