Стихи и поэмы
Шрифт:
– Море будет здесь. Леса - снести.
Морю надо приготовить ложе,
ровное, расчищенное дно.
Те стволы, что крепче и моложе,
высадить на берег, над волной.
Те, которые не вынуть с ко'мом, -
вырубить и выкорчевать пни.
Строится над морем дом за домом,
много тесу требуют они.
Чтобы
(море начинало подходить), -
вам, директору лесопромхоза,
рубкой самому руководить.
Ложе расчищать и днем и ночью.
Сучья и кустарник - жечь на дне.
Море наступает, море хочет
к горизонту подойти к весне, -
У директора лесопромхоза
слез не навернулось: он солдат.
Есть приказ - так уж какие слезы.
Цель ясна: вперед, а не назад.
Он сказал, топор приподнимая,
тихо, но слыхали и вдали:
– Я его сажал, я лучше знаю,
где ему расти... А ну, пошли!
Он рубил, лицо его краснело,
таял на щеках
колючий снег,
легким пламенем душа горела, -
очень много думал человек.
Думал он:
«А лес мой был веселым...
Дружно, буйно зеленел весной.
Трудно будет первым новоселам,
высаженным прямо над волной...
Был я сам на двадцать лет моложе,
вместе с этим лесом жил и рос...
Нет! Я счастлив, что морское ложе
тоже мне готовить привелось».
Он взглянул -
костры пылали в ложе,
люди возле грелись на ходу.
Что-то было в тех кострах похоже
на костры в семнадцатом году
в Питере, где он красногвардейцем
грелся, утирая снег с лица,
и штыки отсвечивали, рдеясь,
перед штурмом Зимнего дворца.
Нынче в ночь,
по-новому тверда,
мир преображала
власть труда.
1952
Балка Солянка
...А
Здесь речка когда-то жила, хорошея.
Жила, но исчезла: ее затерзали
колючие, мглистые суховеи.
И почва соленою стала навечно,
как будто б насквозь пропиталась слезами,
горючей печалью исчезнувшей речки,
бегущей, быть может, чужими краями.
А может быть, люди в слезах горевали
о светлой, о доброй, несущей прохладу,
над высохшим руслом ее вспоминали,
простую, бесценную давнюю радость.
И люди нашли и вернули беглянку...
И мне ли не помнить сверкающий полдень,
когда в омертвелую балку Солянку
из камеры шлюза рванулися волны.
И пахло горячей полынью. И мрели
просторы в стеклянном струящемся зное,
и жаворонки исступленно звенели
в дуге небосвода над бурой волною.
Река возвращалась сюда не такою,
какою отсюда давно уходила:
со всею столетьями зревшей тоскою,
достигшей бесстрашья и творческой силы.
Вначале она узнавала. Вначале
все трогала волнами, точно руками:
– Здесь дикие лебеди в полночь кричали...
– Здесь был острогрудый, неласковый камень.
– Здесь будут затоны, ракиты, полянки.
– Здесь луг, домоткаными травами устлан...
О, как не терпелося речке Солянке
обжить, обновить незабытое русло!
И, властно смывая коросту из соли
и жаворонков неостывшие гнезда,
река разливалась все шире, все боле,
уже колыхала тяжелые звезды,
сносила угрюмых поселков останки,
врывалась в пруды молодого селенья...
...Прости, что я плачу над речкой Солянкой,
предчувствуя день своего возвращенья...
1952