Стихи и поэмы

Саути Роберт

В 1794 г. состоялось знакомство Саути с Колриджем. Дружба Саути и Колриджа, впоследствии разлученных как по мировоззренческим, так и по общественным причинам, оказалась чрезвычайно важной для обоих поэтов. Твердая убежденность Саути в высоком призвании поэта-гражданина укрепила Колриджа, переживающего кризис неопределенности в выборе жизненного пути, а феноменальная эрудиция, возвышенный строй философских мыслей и поэтических идей Колриджа обогатили Саути. Будучи в молодые годы настроен едва ли не более радикально, чем остальные поэты так называемой «озерной школы», Саути, как и большинство англичан, симпатизировавших французской революции, разочаровался в ней с началом якобинского террора и стал горячим сторонником осуществления плана по созданию «Пантисократии», объединившего поэтов «озерной школы». Необходимость заработать средства на реализацию этого утопического проекта побудила Саути активно взяться за перо. С «Пантисократией» (в Америку предполагалось переселяться семьями) была связана и его женитьба на Эдит Фрикер, благодаря чему он стал зятем Колриджа. В соавторстве они создали антиякобинскую

драматическую поэму «Падение Робеспьера» (1794), которая была опубликована под именем Колриджа, хотя два из трех ее актов были написаны Саути.

Тем не менее, несмотря на столь тесное содружество, у Колриджа и Саути мало общего в манере письма, формулировке поэтических задач, выборе тем, что с трудом позволяет отнести их к единой поэтической школе, исповедующей сходные философско-эстетические и поэтико-стилевые принципы. Этого же мнения придерживались и сами «лейкисты». Впоследствии Саути с сожалением отмечал неуместность отнесения его к поэтам-«озерникам», проявляя недовольство самим фактом объединения трех совершенно разных поэтов в школу только на основе их любви к Озерному краю. Более того, он критически относился и к поэтическому содружеству Вордсворта и Колриджа («Прогулка дьявола»). Со своей стороны Колридж, также не принимавший понятие «озерная школа», находил в поэзии Саути «насыщенность чувств, глубину наблюдений, непреходящий блеск, неизменное благородство языка и ритма», «полет воображения» и глубину мысли.

«Ему нет равного ни в области изучения истории, ни в области знания библиографии», ни в эссеистике, сочетающей оригинальность мысли и ясный стиль — «классический и живой, правду и фантазию, остроумие и мудрость, образованность и жизнелюбие». Находя в Саути образец высоких нравственных качеств литератора и человека, Колридж отмечает широту жанрового диапазона его усердных трудов в поэзии: политическая песня, баллада, пасторальная идиллия, лирическая поэма, историческая поэма и др., стилевые новации, новизну технических приемов в области языка и ритма, композиции, единства целого и части. Однако не столь оригинален Саути в «высокой лирике» — наиболее сложной сфере искусства поэзии — иногда нравственный пафос, идея берут верх над смелостью образного строя. «Саути владел своим гением, а не гений владел им…» — в этих словах Колриджа ответ на вопрос о сильных и слабых сторонах творчества поэта, получившего неоднозначную оценку в кругах английских романтиков. Вместе с тем Саути можно было считать образцом высоких достоинств для молодых литераторов. Именно ему Колридж обязан, по собственному признанию, осознанием чувства долга, благородным желанием привести свои поступки в соответствие с принципами на словах и на деле.

В 1795 г. Саути отправился по торговым делам в Лиссабон. Во время посещения Португалии и Испании (1795, а затем и 1800–1801 гг.) он старательно изучал португальский и испанский языки и литературу, а по возвращении на родину в 1797 г. опубликовал «Письма из Испании и Португалии», изобилующие сведениями о жизни, обычаях, нравах и культуре народов Пиренейского полуострова. В этот период у Саути начинает формироваться глубокий интерес к чужой национальной истории и проблеме соотношения культуры Запада и Востока.

Обосновавшись в Лондоне и предприняв попытку изучить право, в конце 1790-х гг. Саути привлек к себе внимание публикацией ряда произведений, отмеченных сильным влиянием «готической» литературы и традиции народной баллады. Таковы, например, «Адельстан», «Варвик» («Сэр Уильям и Эдвин»), «Суд Божий над епископом», «Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди» и др. Российскому читателю многие из этих произведений известны в переводах В. А. Жуковского, с которых началась история русской романтической баллады. В «страшных» балладах Саути оживают мрачные средневековые легенды и суеверия. Так, в балладе «Доника» (1797) жертвой бесовских сил оказывается прекрасная дочь короля Ромуальда, невеста Эврара, которая освобождается от вселившегося в нее злого духа только ценой смерти: девушка погибает перед самым алтарем в день своей свадьбы. Поэма относится к числу наиболее проникновенных и утонченных баллад Саути. Трагический перелом в судьбе главной героини предвещает выразительная пейзажная зарисовка:

Все было вкруг какой-то полно тайной; Безмолвно гас лазурный свод; Какой-то сон лежал необычайный Над тихою равниной вод. Вдруг бездна их унылый и глубокий, И тихий голос издала: Гармония в дали небес высокой Отозвалась и умерла. (Пер. В. А. Жуковского.)

К «готическим» балладам относится и «Рудигер» (1797), выполненный В. А. Жуковским русский перевод которой известен под названием «Адельстан». Довольно близко следуя тексту оригинала, Жуковский изменил лишь имена героя и его возлюбленной (Маргарет превратилась в Лору) и название замка — Аллен вместо Вальдхерста. Образ героя построен на романтическом контрасте идеальной внешности и преступной души. Прекрасный молодой рыцарь, проснувшийся в своем челноке под бережной охраной белого лебедя, выступает как олицетворение рыцарского мужества и отваги. Он одерживает славные победы на турнирах, пылает нежной любовью к Маргарет (Лоре) и счастливо женится на избраннице своего сердца. Постепенно идеальный образ героя начинает распадаться. Рыцаря охватывают приступы уныния,

а рождение первенца вызывает глубокое смятение в его душе. В балладе происходит резкий переход от спокойного эпического повествования к изображению драматических событий. Возвращение из светлого замка как символа человечности и чистоты на сумрачные воды Рейна как эмблемы противоестественного превращает прекрасные в начале баллады образы рыцаря и белого лебедя в прислужника и посредника страшной силы мрачной бездны, обозначенной только через появление двух огромных рук неведомого чудовища, жаждущего жертвоприношений. В балладе вступают в противоборство слепая сила зла и вещая всепобеждающая сила добра и любви. Молодая мать взывает к Богу со священной молитвой о спасении сына и побеждает злую волю своего супруга, поверженного в бездну.

Мотив покушения на жизнь невинного ребенка стал ведущим в балладе «Варвик» («Сэр Уильям и Эдвин»), еще более глубоко разрабатывающей тему раздвоенного сознания героя-преступника, переживающего муки больной совести и терпящего крах. В отличие от «Рудигера» баллада начинается без вступления, с неожиданного зловещего убийства Варвиком маленького племянника Эдвина, совершенного по мотивам, напоминающим коллизии сюжетов таких трагических пьес Шекспира, как «Ричард III», «Гамлет» и «Макбет». Мальчик погиб, освободив для дяди-узурпатора положение владетеля старинного замка Ирлингфор. Однако злодею, олицетворяющему дисгармонию, бесчестие и несправедливость, не дано воцариться в прекрасном замке, символизирующем собой оплот высокой морали и рыцарственности. Саути противопоставляет светлый, возвышающийся на фоне гармоничных в своей живописности окрестностей Ирлингфор бушующему мрачному морю, исторгающему бурю и хаос темных сил природы. В мире Ирлингфора Варвику не дано покоя: в омывающих стены замка водах реки ему чудится лицо тонущего Эдвина. Однако даже вернувшись в собственный дом, Варвик продолжает терзаться страшным видением, и спустя год в день убийства его настигает наказание, описанное Саути как кульминация событийной и психологической драмы в балладе. Под всполохи молний, прорезающих грозовое небо, гул ливня и стоны разбушевавшейся реки, которых не заглушить звуками шумного веселья в доме Варвика, убийцу настигает отравленная Душа, а вслед за ней является и тень его покойного брата, явившаяся спросить с него за исполнение обещания заменить Эдвину отца. Несколько раз герою предоставляется возможность искупить вину, однако его смятенная душа упорствует в своей низости. Поначалу едва слышный крик предупреждает его об опасности наводнения и необходимости спасаться бегством. Страшась смерти, Варвик обращается с мольбой к Создателю. Преступнику с нераскаявшейся душой послан таинственный кормчий, являющийся среди бушующих волн на маленьком челноке. Кормчий трижды призывает Варвика откликнуться на зов призрачного младенца о помощи и спасти его из пучины вод и дважды слышит отказ. Однако стоило охваченному ужасом убийце протянуть руку к преследующему его видению жертвы, как мертвое тело Эдвина увлекает его в бездну. Так торжествует справедливость, а восстановленная гармония мира подчеркивается наступившим в небесах и на водах спокойствием:

Утихло все — и небеса и волны: Исчез в водах Варвик; Лишь слышали одни брега безмолвны Убийцы страшный крик. (Пер. В. А. Жуковского.)

Фольклорное, сказочное начало сюжетов этих баллад предопределяет характер развязок: кара небес постигает бездушного епископа Гаттона (в балладе «Суд Божий над епископом» (1799) преломились легенды о жестоком архиепископе Майнца, жившем на рубеже IX–X вв. и правившем Германией в качестве регента с 899 по 911 г.), силы ада забирают душу, отягощенную такими грехами, которые не отмолить заупокойной молитвой («Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди», 1799).

В балладном творчестве Саути отразилось и его увлечение культурой народов Пиренейского полуострова (баллады «Гарсия Фернандес» (1801), «Король Рамиро» (1802), «Королева Урака и пять мучеников» (1803) и др.). Особого внимания заслуживает лирический Цикл из носящих экспериментальный характер двадцати сонетов, в которых поэт дает решения сонетной жанровой формы. Саути следует как «шекспировской» традиции, так и вольно варьирует строфические решения, переставляя рифмы. Адресатом сонетов и любовных элегий (1799), написанных от имени вымышленного автора Абеля Шаффлботтома, является некая Делия, имя которой вызывает ассоциацию с героиней известного сонетного цикла современника Шекспира Сэмюэла Дэниэла. Обращаясь к жанру монодрамы, также разработанному в английской ренессансной поэзии, Саути в основном придерживался античных сюжетов («Сапфо», 1793; «Лукреция», 1799 и др.). В то же время поэт создавал и монодрамы на мексиканские, испанские и кельтские темы («Ксималпока», 1798; «Жена Фер-гюса», 1798; «Ла Каба», 1802).

Важное место в ранней лирике Саути занимают и «Песни об американских индейцах» (1799), предвосхищающие знаменитую «Песнь о Гайавате» американского поэта-романтика Генри Лонгфелло.

Девять «Английских эклог» (1799–1803) были написаны Саути под влиянием идиллий немецких поэтов. Эклоги Саути имеют диалогическую структуру по образцу античного канона. Однако в отличие от него местом действия является не идиллический природный ландшафт, а готический замок, руины старинного дома в духе романтического топоса. Героями эклог, соответственно, становятся исключительные, загадочные фигуры: странник и старик («Старый дом»), странник и горожанин («Похороны олдермена»), женщина и путешественник (эклоги «Мать моряка» и «Свадьба»).