Стихи мои, простые с виду...

Иртеньев Игорь Моисеевич

„Некомпетентность правит бал...“

Некомпетентность правит бал, Упала вниз боеготовность, Цинизм вконец заколебал, Заколебала бездуховность. Споили начисто народ, Идею свергли с пьедестала, Вдов стало меньше, чем сирот, Сирот практически не стало. Наука полностью в огне, Искусство там же, но по пояс. Никто не моется в стране, Лишь я один зачем-то моюсь. 1992

Неопубликованная стенограмма

Любимец уральских умельцев, Кумир пролетарской Москвы, Борис Николаевич Ельцин Седой не склонил головы. Последний октябрьский пленум Не выбил его из седла, Явился он вновь на коне нам, И конь закусил удила. Возникнув с карельским мандатом На главной трибуне страны, Он

бросил в лицо делегатам: — Винить вы меня не должны. Имею я полное право Любые давать интервью. Даю их не ради я славы, А ради их правды даю. Грозит перестройке опасность, Повсюду разлад и раздор, Да здравствует полная гласность! Да сгинет навеки Егор! Своим выступленьем оратор Поверг в изумление зал, От ужаса встал вентилятор, И в обморок кто-то упал. Настало такое молчанье, Какое бывает в гробу, Не веря себе, свердловчане Застыли с росою на лбу. Но Бондарев крикнул: — Полундра! Гаси эту контру, братва! Загоним в карельскую тундру Его за такие слова. Затем ли у стен Сталинграда Кормил я окопную вошь, Чтоб слушать позорного гада, Нам в спину вогнавшего нож?! Тут, свесясь по пояс с галерки, Вмешался какой-то томич: — Пора бы дать слово Егорке, Откройся народу, Кузьмич. Свои разногласья с Борисом До нас доведи, не таясь, Коль прав он — так снова повысим, А нет — сотворим ему шмазь. — Секретов от вас не имею, — Степенно ответил Егор, — Сейчас объясню, как умею, В чем наш заключается спор. Таиться от вас мне негоже, Коль речь тут на принцип пошла, Мы были в стратегии схожи, Но тактика нас развела. Борис — экстремист по натуре, С тенденцией в левый уклон, Троцкистской наслушавшись дури, Он делу наносит урон. И пусть за красивую фразу Сыскал он в народе почет, Но нашу партийную мазу Бориска в упор не сечет. Родную Свердловскую область, В которой родился и рос, На хлеб посадил и на воблу, А пива, подлец, не завез. Да хрен с ним, товарищи, с пивом, Не в пиве, товарищи, суть, Пошел он вразрез с коллективом, А это не кошке чихнуть. Теперь, когда все вам известно, Пора бы итог подвести, Нам с Ельциным в партии тесно, Один из нас должен уйти. При этом не хлопая дверью, Тут дело не в громких хлопках, Я требую вотум доверья, Судьба моя в ваших руках. И маком расцвел кумачевым Взметнувший мандаты актив: — С Егором навек! С Лигачевым! А Ельцина мы супротив. Я в том не присутствовал зале, Не дремлет Девятый отдел, Но эту картину едва ли Забудет, кто в зале сидел. Цепляясь руками за стены, Белей, чем мелованный лист, Сошел с политической сцены Освистанный хором солист. 1986

„Ничего мне так не надо...“

Ничего мне так не надо, Ничего мне так не нужно, Как гулять с тобой по саду Органично, ненатужно. Как забывши, час который И какое время года, Наслаждаться дивной флорой, Достиженьем садовода. Как, обняв тебя рукою, Чувств отдаться Ниагаре, Как упасть с тобой в левкои В ботаническом угаре. И волос твоих коснуться, И, как контур, возбудиться, И забыться, и уснуться, И вовек не разбудиться. 1993

„Ночь темна, как камера-обскура...“

Ночь темна, как камера-обскура, Дремлет населения душа У высоких берегов Амура И на диком бреге Иртыша. Наготу слегка прикрыв рукою, Спишь и ты, откинув простыню… Что бы мне приснить тебе такое? Хочешь, я себя тебе присню? Знай, что я не снюсь, кому попало, Редким выпадала эта честь. Денег я беру за это мало — У меня и так их много есть. Я в любом могу присниться виде, Скажем, в виде снега и дождя, Или на коне горячем сидя, Эскадрон летучий в бой ведя. Хочешь — стану юношей прекрасным, Хочешь — благородным стариком, Хочешь — сыром обернусь колбасным, А не хочешь — плавленым сырком. Иль, принявши образ чайной розы, У Хафиза взятый напрокат, Я вплыву в твои ночные грезы, Источая дивный аромат. Я войду в твой сон морским прибоем, Шаловливым солнечным лучом… Спи

зубами, милая, к обоям И не беспокойся ни о чем. 1982

„Ну сколько можно о говне...“

Ну сколько можно о говне, Давайте лучше обо мне. 1997

„Ну ты делов наделал, Билл...“

Ну ты делов наделал, Билл, Все Штаты на уши поставил, Ты дядю Сэма оскорбил, Который самых честных правил. Вообще-то я и сам не прочь, Но надо ж меру знать при этом, Ведь у тебя жена и дочь Плюс дом с Овальным кабинетом. Вот наш, смотри, себя блюдет, Он, правда, возрастом постарше. Ему и в мысли не придет Нырять под юбку секретарше. И ты б два срока оттрубил, Не погори на той Левински. Похоже, Билл, твой час пробил. А не веди себя по-свински! 1998

О вдохновении

Чтобы написать стихотворение, Кроме авторучки и листа, Требуется также вдохновение, Без него не выйдет ни черта. Вдохновенье — штука ненадежная, Есть оно — валяй себе строчи, Не пришло, что вещь вполне возможная, — И хана, хоть лбом об стол стучи. Чтобы было все по справедливости, Чтобы мог поэтом каждый стать, Мы должны не ждать от музы милости, А за горло побыстрей хватать. Стихотворство — дело всенародное, Каждому второму по плечу. Не пора ли сеть водопроводную Подвести к кастальскому ключу? 1983

„О чем мечтаешь ты, товарищ...“

О чем мечтаешь ты, товарищ, Когда в рассветный тихий час Себе яйцо на кухне варишь, Включив для этой цели газ? В каких ты эмпиреях реешь, Когда, на завтрак съев яйцо, Электробритвой „Харьков“ бреешь Еще не старое лицо? Какие жгучие проблемы Терзают твой пытливый мозг В тот миг Когда посредством крема На обувь ты наводишь лоск? Какой пленительной надеждой Ты тешишь мысленный свой взор, Когда, окутав плоть одеждой, Упругим шагом меришь двор? Мой друг, Мой брат, Мой современник, Что мне сказать тебе в ответ? Конечно, плохо жить Без денег. А где их взять, Когда их нет? 1983

„О, дай воспеть мне силы, муза...“

О, дай воспеть мне силы, муза, Как натянули мы француза, Последний ухвативши шанс, В тот славный день на Стад де Франс. Мы долго молча отступали, Очки теряя на бегу, И, наконец, туда попали, О чем при детях не могу. Но тут пружина распрямилась, И, катастрофу упредив, Явил Господь внезапно милость, Свое наличье подтвердив. Ликуй, великая Россия! Твои отважные сыны, Полураздетые, босые, Не абы как, не хоть бы хны, Но в самом логове злодея Ему вогнали в сердце кол. Так славься ж, Русская идея, Под гордым именем Футбол. 1999

„Об отношении к Курилам...“

Об отношении к Курилам Мы все задуматься должны, Оно является мерилом Гражданской совести страны. Иной из нас в душевной лени Нет-нет, да и махнет рукой, Отдать, мол, их к едрене фене, Один хрен пользы никакой. Но гневно голос возвышая, Я так скажу ему в ответ: — Возможно, польза небольшая, Но и вреда большого нет. Пускай политики решают, Не будем в это дело лезть. А мне Курилы не мешают, И пусть уж будут, раз уж есть.

„Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя...“

Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя, А вспомнить не стоит труда. В одном комитете служили друзья, Центральным он звался тогда. Советский народ они дружно вели Под знаменем взад и вперед И даже представить себе не могли, Что фишка другая попрет. Внезапно штурвал отпустил рулевой, О чем-то задумавшись вдруг, И судно накрыло волной штормовой, И все потемнело вокруг. И оба покинули борт корабля, Но каждый на шлюпке своей, Но что характерно — опять у руля Встал каждый из наших друзей. Обоих года не согнули дугой, Лишь только добавив седин, И в полном порядке один и другой, И каждый себе господин. И все, чем мужчине пристало блистать В избытке у каждого есть — Красивое имя, высокая стать, Ум, совесть, короче, и честь.