Стихи (сборник)
Шрифт:
Взяли тебя в декабре, на рассвете.
Двери солдатам открыли соседи.
Ты к их приходу готова была,
Чуть не полгода в платье спала.
А оставалось всего-то полгода,
Пару зачетов, проект — и диплом!..
И расставаться с Москвй неохота,
И уж, конечно, с московским теплом. ...
Я и не ведал! Клянусь небесами.
В день, когда мне о тебе написали,
Я в караулке дремал на боку
Где-то
Жестокосердию, что ли, в отместку
Месяца три с половиной назад
Мне под расписку вручили повестку
Спешно явиться в военкомат.
Чуб мне состригли. Форму мне выдали.
В шкуру зеленую запросто влез
И поклянусь, что в прилаженном сидоре
Не уместился маршальский жезл.
После учился под Ленинградом,
Вышел с грехом пополам лейтенантом.
Ротный не выдал, бог сохранил
И не закинул на Сахалин.
Пьянствовал. Резался в карты безбожно,
Как первосортное офицерье...
А на востоке армянский сапожник
Взял ненадежное сердце твое.
Все получилось счастливо! Лишь в книжке,
Да не во всякой! — случается так.
Парень сперва удостоен был «вышки»,
Но заменили на «четвертак».
А просидел чуть побольше «червонца».
Умер наш Сталин, зашло наше солнце.
Коллегиальности благодаря
Пораскрывали тогда лагеря.
И за спиной твоего армянина
Жизнь твоя стала — сплошная малина,
И наплевать на медвежью глушь...
Шил он изящную обувь. А обувь
В этой глуши разыщи-ка, попробуй!
Вот и срывали правильный куш.
...Дальше рассказывать долго и нудно.
В общем, и вы, как подобные все,
Перекантованы были из тундры
Прямо на Боровское шоссе.
...Хвалишь теперь все, что свыше услышишь,
Слова тебе поперек не скажи.
Без рассуждений и без излишеств
Перекореживаешь этажи.
Мне говоришь, что живу я оплошно
И ничего не сумею уже.
Дескать, в душе я бездушный сапожник,
А твой супруг — тот художник в душе.
Я снисхожу к твоим жалобным фразам,
Не пререкаюсь, не спорю с тобой:
Старым, изрядно затянутым фарсом
Мне представляется наша любовь.
...Есть у поэтов надежное средство:
Не напивайся и не блажи.
Хочется что-нибудь вынуть из сердца —
Сядь и об этом всерьез напиши.
Думал от холода душу избавить,
Думал работать без дураков,
Думал отмыть безнадежную память
От неприкаянных странных духов
И
30—31 марта 1958.
ЧИСТЫЙ ЛИСТ
Запросто, спроста,
С самого начала,
С чистого листа,
Будто прожил мало,
Заново начну
Исповедь и сразу
Прошлое смахну,
Как княжну с баркаса.
Повторенье — сплошь
Прописи и басни,
А они, как ложь,
Для души опасны.
Лучше уж в бреду,
Позабыв о плане,
Сходу поведу
Самораспинанье.
Ужас — не успеть —
Больше не колышет...
Все, что нужно, смерть
За меня допишет.
1999—2001
ЗАЧЕМ
Зачем луна тревожит меня
И не дает уснуть?
А ночь зачем прекраснее дня,
Хотя с нее толку чуть?..
Зачем такое в ней колдовство,
Что сумрак света милей?
Зачем, когда не слышат его,
Безумствует соловей?
Зачем вода, и земля, и высь
Спасают одних себя?
Зачем единый утрачен смысл
И каждый себе судья?
Не оттого ли который век
Беспомощно одинок
И Бога отторгнувший человек
И человека — Бог?
ТОЛСТОВСКАЯ ДРОБЬ
Знаменатель — самомнение,
А числитель — содержание.
Станешь единицы менее,
Ширя самообожание.
Быдло жаждет небожителя,
А точнее — подражателя,
Позабывши о числителе,
Тащится от знаменателя.
Но отменные читатели,
Страстотерпцы и мыслители,
Презирают знаменатели
И приветствуют числители.
Ибо жизнь отнюдь не плоская
И столетием проверено,
Что, покуда дробь толстовская
Действует, не все потеряно.
ЗООПАРК
Зоопарк. Второе ноября.
Знойким утром, вовсе не в запарке.
Зря, а может, все-таки не зря,
Как нам жить, решали в зоопарке.
Мне удача, если я с тобой,
А тебе желаннеее разлука.
Для меня ты — счастье и любовь.
Для тебя я — хаос и разруха.
И за все, за тридцать восемь лет,