Стихи
Шрифт:
И венком пусть скромным первым
Ляжет робкий этот стих.
Нет жемчужин в нем и перлов,
Но дарили мне секреты
Солнце, свет, молчанье, крик.
До свиданья, до свиданья,
До свиданья -- не прощай.
Ты во мне -- мое призванье,
Ты во мне -- любовь и май.
БЛАГОСЛАВЛЯЮТ КРАЙ МУГАМЫ
Благословляют край мугамы -
Они в узорчатый мотив
ровесник древнего ислама
вплетают современный стих.
Звучит
а песня звонким ручейком
вдруг воскрешает город старый
и старый мой родимый дом.
Вот фаэтон по переулку
чеканным цокотом копыт
в ущелье узком улиц гулких
запевно песенку дробит.
Устало дышит древний город,
и осторожная волна
поет мугам, что вечно молод
край нефти, хлопка и вина.
Здесь солнца жар -- во имя жатвы,
и свет луны -- во имя грез.
Тепло в себя вбирает жадно
владыка нежных винных лоз.
Цветут дурманя олеандры,
в инжире бродит сладкий сок,
под зеленью чадры нарядной
тутовник дозревает в срок.
Кудесник, заговорщик крови
росою алою (сладкою) гранат
сверкает алою зарею,
манит янтарный виноград,
?
О всем поет мугам тягучий
И, как дошаб, из жбана льет
мотив медовых и певучий.
Что передать могло бы лучше,
как дышит и живет Восток?
СТАРЕЦ КАСПИЙ
Старец Каспий волною баюкал
колыбель Апшеронской дуги,
то урчал и барахтался в бухте
в завывании нордной пурги.
Лапой пенною берег царапал,
то к ступенькам ласкаться бежал,
то в томленьи плескался и плакал,
то раздавшись спокойно лежал.
Непоседливый, непостоянный,
с южным нравом и пылкой душой,
голубой, покоренный и славный,
или грозный, глубокий, большой.
Одарило лучистое солнце
Щедрым кладом глубокое дно,
и прорвавшейся веной льется
черной крови густое вино.
Охмеляющий запах нефти,
ознобляющий пыл волны,
разыгрались в просторах вместе
вечной дружбой сильны, вольны.
Встал упрямо на зыбкой почве
голубых непокорных глубин
город в пенных лохматых клочьях,
город вышек и прочных станин.
Эстакад распростерлось кружево
и грызет разъярившийся вал
рукотворное детище тружеников,
остров волей воздвигнутых скал.
Не таись старый, гордый Хазарский
и щедрот для людей не жалей,
из сокровищниц древних, ханских
почерневшее золото лей.
СТАРЫЙ
Петляют станы улиц узких,
а неба синий ручеек
становится туманно тусклым,
пока пробьется на порог.
Могучей грудью крепостною
дыбится древняя стена.
Мечетей гордых контур стройный
теснит своей грядой она.
Но словно вырвавшись к аллаху
несут балкончиков чалмы.
Молла -- наместник рабства, страха
давно ль дурманил здесь умы?
Теперь все сказочная древность,
теперь обычаи дедов,
но не свидетельствуют бренность
прожитых тысячей годов.
Сама история ступает
неслышной поступью своей,
перстом столетья отмечает,
этап с этапами сличает
и пережитое венчает
воспоминаньем прошлых дней.
КАСПИЙ ОТКИНУЛ ОТ ДЕВИЧЬЕЙ БАШНИ...
Каспий откинул от Девичьей башни
волны, грызущие крепости твердь -
надо же внукам оставить нашим
памятник, славящий девичью честь.
Время меняет, старит, корежит
и поколенья сменяет людей,
оно беспощадно и все же не может
затмить нестареющий факел речей.
И вот он донес из глубин сокровенных
легенду, реальность которой ясна:
любовь, чьи законы всегда современны,
воспета в легенде чиста и проста.
Ее не купить, сторговавшись ценою,
ее не продать, коль остыла душа,
не спрятать ее за толщенной стеною,
она заставляет и жить, и дышать.
Влюбленному хану не жаль и богатства,
а девушке с милым и в хижине рай,
влюбленному хану отдать бы полцарства,
а девушке только б любимый да май.
Но хан ведь владыка, и воля аллаха
на этой земле повторяется им,
А он одаряет то златом, то страхом,
считая, раз властен, то значит любим.
Ему приглянулись и черные косы,
и глаз охмеляющий винный родник.
Его не разжалобят девичьи слезы,
он брать то, что нравится, право ж привык.
А девушке смерть желаннее сто крат,
чем ханские нежности, почести, пир.
Условие хану: "Мне башню высокую,
хочу перед свадьбой взглянуть на мир".
Что хану, собрал он рабов повелительно,
и за ночь та башня готова была.
Ее приподнес он невесте пленительной,
а башня была высока и грозна.
Как белая птица в свадебном платье
стояла на башне и, к солнцу воздев
в прощании руки, молилась, плача,