Стихи
Шрифт:
Написанное на рубеже 50-60-х годов, стихотворение впервые было опубликовано в 1990 году в журнале "Юность" (#5) без указания фамилии публикатора (Самойлов уже три месяца как умер), с произвольно-неоправданной правкой (то ли цензор постарался, то ли редактор перестраховался!) в предпоследней строфе: вместо слова "правота" дали слово "красота", а резкое слово "низость" заменили на обтекаемое "слабость". Ну и замена, скажу я вам!
На "втором перевале" с еще большей силой обострилось у поэта чувство истории. К сожалению, не все читатели улавливают политический подтекст в исторических сюжетах Самойлова. В
Но, видимо, главное в подтексте стихотворения — это то, как автор с явным негативным оттенком воспроизводит мысль Пестеля о том, что талант Пушкина расцветет "при должном направленье" (ох, сколько лет нам твердили о "руководящей роли"!), а Пушкин с язвительным укором говорит декабристскому вожаку о том, что им, Постелем, любовь "тоже в рамки введена".
Похожий подтекст улавливается и в самойловском стихотворении "Шуберт Франц":
Шуберт Франц не сочиняет — Как поется, так поет. Он себя не подчиняет, Он себя не продает.Уж не отсюда ли финальные строки "Книжного бума" Андрея Вознесенского:
Ахматова не продается, Не продается Пастернак.Да не о Шуберте написал Самойлов, а о поэтах наших времен…
В стихотворении "На смерть Ивана" гулким гулом переливается колокольная песня свободы:
А на колокольне, уставленной в зарю, Весело, весело молодому звонарю. Он по сизой заре Распугал сизарей.И далее следуют строки, изымавшиеся цензурой в течение многих лет:
— А, может, и вовсе не надо царей? — Может, так проживем, безо всяких царей? Что хошь — твори! Что хошь — говори! Сами себе — цари, Сами — государи…А один из фактов пушкинской биографии (невозможность выехать в течение трех осенних месяцев 1830 года из Болдина ввиду эпидемии холеры) стал для Самойлова предлогом, чтобы в начале стихотворения "Болдинская осень":
Везде холера, всюду карантины, И отпущенья вскорости не жди… — и в конце его: Благодаренье богу — ты свободен, В России, в Болдине, в карантине… —дать не только характерные приметы 1961 года ("хрущевская
И вот в жизни поэта настала пора, о которой он скажет так: "Я уже за третьим перевалом…" После 8-летнего проживания в подмосковной деревне Опалиха (подальше от литературных игрищ и сборищ!) Самойлов в 1975 году поселился в небольшом эстонском городке Пярну, и это был вызов системе официальных координат:
Я сделал свой выбор. Я выбрал залив, Тревоги и беды от нас отдалив, А воды и небо приблизив. Я сделал свой выбор и вызов.Очевидно, прибалтийский пейзаж — даже в непогоду — приносил поэту ощущение легкости и жизненной свободы:
Что за радость! Непогоды! Жизнь на грани дня и тьмы, Где-то около природа, Где-то около судьбы.Здесь, в Пярну, поэта не оставляли элегические мысли о конечности земного бытия:
Рассвет, рассвет. Начало дня. Но это будет без меня.23 февраля 1990 года в Таллинне, на юбилейном вечере Пастернака, едва завершив речь, Самойлов скончался. "Третий перевал" закончился.
Что умел Давид Самойлов? Умел воевать, писать стихи, переводить Тувима, Межелайтиса, Десанку Максимович и десятки других поэтов, он сумел написать блистательную "Книгу о русской рифме", десятки добротных статей о поэзии.
Ожидает своего исследователя поэтическое мастерство Самойлова — приверженца строгих классических форм и "скрытых", не бьющих в глаза поэтических открытий:
Люблю обычные слова, Как неизведанные страны, Они понятны лишь сперва, Потом значенья их туманны. Их протирают, как стекло, И в этом наше ремесло.Еще напишут о высоком искусстве Самойлова как поэта-живописца:
Внезапно в зелень вкрался красный лист, Как будто сердце леса обнажилось, Готовое на муку и на риск. Внезапно в чаще вспыхнул красный куст, Как будто бы на нем расположилось Две тысячи полураскрытых уст.Эти строки надо увидеть: форма красного листа, вертикального по отношению к поверхности земли, напоминает форму человеческого сердца, а красные листики куста, находящиеся в горизонтальном положении, схожи по форме с полураскрытыми устами.
…Да мало ли что еще хорошего и доброго можно написать о Давиде Самойлове. Известном и неизвестном.