Стихи

Самойлов Давид

СЛОВА

Красиво падала листва, Красиво плыли пароходы. Стояли ясные погоды, И праздничные торжества Справлял сентябрь первоначальный, Задумчивый, но не печальный. И понял я, что в мире нет Затертых слов или явлений. Их существо до самых недр Взрывает потрясенный гений. И ветер необыкновенней, Когда он ветер, а не ветр. Люблю обычные слова, Как неизведанные страны. Они понятны лишь сперва, Потом значенья их туманны. Их протирают, как стекло, И в этом наше ремесло.

1961

" Подставь

ладонь под снегопад "

Подставь ладонь под снегопад, Под искры, под кристаллы. Они мгновенно закипят, Как плавкие металлы. Они растают, потекут По линиям руки. И станут линии руки Изгибами реки. Другие линии руки Пролягут как границы, И я увижу городки, Дороги и столицы. Моя рука как материк — Он прочен, изначален. И кто-нибудь на нем велик, А кто-нибудь печален. А кто-нибудь идет домой, А кто-то едет в гости. А кто-то, как всегда зимой, Снег собирает в горсти. Как ты просторен и широк, Мирок на пятерне. Я для тебя, наверно, бог, И ты послушен мне. Я берегу твоих людей, Храню твою удачу. И малый мир руки моей Я в рукавичку прячу.

ИЗ ДЕТСТВА

Я — маленький, горло в ангине. За окнами падает снег. И папа поет мне: "Как ныне Сбирается вещий Олег… " Я слушаю песню и плачу, Рыданье в подушке душу, И слезы постыдные прячу, И дальше, и дальше прошу. Осеннею мухой квартира Дремотно жужжит за стеной. И плачу над бренностью мира Я, маленький, глупый, больной.

КАРУСЕЛЬ

Артельщик с бородкой Взмахнул рукавом. И — конь за пролеткой, Пролетка за конем! И — тумба! И цымба! И трубы — туру! И вольные нимбы Берез на ветру. Грохочут тарелки, Гремит барабан, Играет в горелки Цветной балаган. Он — звонкий и легкий Пошел ходуном. И конь за пролеткой, Пролетка за конем. То красный, как птица, То желтый, как лис. Четыре копытца Наклонно взвились. Летит за молодкой Платочек вьюном. И — конь за пролеткой, Пролетка за конем!.. Сильнее на ворот Плечом поднажать, Раскрутишь весь город, Потом не сдержать. За городом роща, За рощею дол. Пойдут раздуваться, Как пестрый подол. Артельщик хохочет — Ему нипочем: Взял город за ворот И сдвинул плечом.

" Мне снился сон. И в этом трудном сне "

Мне снился сон. И в этом трудном сне Отец, босой, стоял передо мною. И плакал он. И говорил ко мне: — Мой милый сын! Что сделалось с тобою! Он проклинал наш век, войну, судьбу. И за меня он требовал расплаты. А я смиренно говорил ему: — Отец, они ни в чем не виноваты. И видел я. И понимал вдвойне, Как буду я стоять перед тобою С таким же гневом и с такой же болью… Мой милый сын! Увидь меня во сне!..

" Вот и все. Смежили очи гении. "

Вот и все. Смежили очи гении. И когда померкли небеса, Словно в опустевшем помещении Стали слышны наши голоса. Тянем, тянем слово

залежалое, Говорим и вяло и темно. Как нас чествуют и как нас жалуют! Нету их. И все разрешено.

ПАМЯТЬ

Е.Л.

Я зарастаю памятью, Как лесом зарастает пустошь. И птицы-память по утрам поют, И ветер-память по ночам гудит, Деревья-память целый день лепечут. И там, в пернатой памяти моей, Все сказки начинаются с "однажды". И в этом однократность бытия И однократность утоленья жажды. Но в памяти такая скрыта мощь, Что возвращает образы и множит… Шумит, не умолкая, память-дождь, И память-снег летит и пасть не может.

1964

ВЫЕЗД

Помню — папа еще молодой, Помню выезд, какие-то сборы. И извозчик лихой, завитой, Конь, пролетка, и кнут, и рессоры. А в Москве — допотопный трамвай, Где прицепом — старинная конка. А над Екатерининским — грай. Все впечаталось в память ребенка. Помню — мама еще молода, Улыбается нашим соседям. И куда-то мы едем. Куда? Ах, куда-то, зачем-то мы едем… А Москва высока и светла. Суматоха Охотного ряда. А потом — купола, купола. И мы едем, все едем куда-то. Звонко цокает кованый конь О булыжник в каком-то проезде. Куполов угасает огонь, Зажигаются свечи созвездий. Папа молод. И мать молода, Конь горяч, и пролетка крылата. И мы едем незнамо куда — Всё мы едем и едем куда-то.

1966

НАТАША

Круглый двор с кринолинами клумб. Неожиданный клуб страстей и гостей, приезжающих цугом. И откуда-то с полуиспугом — Наташа, она, каблучками стуча, выбегает, выпархивает — к Анатолю, к Андрею — бог знает к кому! — на асфальт, на проезд, под фасетные буркалы автомобилей, вылетает, выпархивает без усилий всеми крыльями девятнадцати лет — как цветок на паркет, как букет на подмостки, — в лоск асфальта из барского особняка, чуть испуганная, словно птица на волю — не к Андрею, бог знает к кому — к Анатолю?.. Дождь стучит в целлофан пистолетным свинцом… А она, не предвидя всего, что ей выпадет вскоре на долю, выбегает с уже обреченным лицом.

СТАРИК

Старик с мороза вносит в дом Охапку дров продрогших. В сенях, о кадку звякнув льдом, Возьмет железный ковшик; Водой наполнит чугунок, Подбросит в печь полешки. И станет щелкать огонек Каленые орешки. Потом старик найдет очки, Подсядет ближе к свету, Возьмет, как любят старики, Вчерашнюю газету. И станет медленно читать И разбираться в смысле И все событья сочетать В особенные мысли.

АЛЕНУШКА

Когда настанет расставаться — Тогда слетает мишура… Аленушка, запомни братца! Прощай — ни пуха ни пера! Я провожать тебя не выйду, Чтоб не вернулась с полпути. Аленушка, забудь обиду И братца старого прости. Твое ль высокое несчастье, Моя ль высокая беда?.. Аленушка, не возвращайся, Не возвращайся никогда.