Стихи

Самойлов Давид

" Поэзия пусть отстает "

Поэзия пусть отстает От просторечья — И не на день, и не на год На полстолетья. За это время отпадет Все то, что лживо. И в грудь поэзии падет Все то, что живо.

" Выйти из дому при ветре, "

Выйти из дому при ветре, По непогоду выйти. Тучи и рощи рассветны Перед началом событий. Холодно. Вольно. Бесстрашно. Ветрено. Холодно. Вольно. Льется рассветное брашно. Я отстрадал — и довольно! Выйти из дому при ветре И поклониться отчизне. Надо готовиться к смерти Так, как готовятся к жизни…

" Наверное, слишком уверенно "

Наверное, слишком уверенно Считаю, что прожил не зря. Так думает старое дерево, Роняя в

конце декабря Веселые желтые листья И зорям на память даря.

" Отгремели грозы. "

Отгремели грозы. Завершился год. Превращаюсь в прозу, Как вода — в лед.

" А слово — не орудье мести! Нет! "

А слово — не орудье мести! Нет! И, может, даже не бальзам на раны. Оно подтачивает корень драмы, Разоблачает скрытый в ней сюжет. Сюжет не тот, чьи нити в монологе, Который знойно сотрясает зал. А слово то, которое в итоге Суфлер забыл и ты не подсказал.

" Стихи читаю Соколова "

Стихи читаю Соколова — Не часто, редко, иногда. Там незаносчивое слово, В котором тайная беда. И хочется, как чару к чаре, К его плечу подать плечо — И от родства, и от печали, Бог знает от чего еще!..

СТИХИ О ДЕЛЬВИГЕ

I

Дельвиг… Лень… Младая дева… Утро… Слабая метель… Выплывает из напева Детской елки канитель. Засыпай, окутан ленью. В окнах — снега белизна. Для труда и размышленья Старость грубая нужна. И к чему, на самом деле, Нам тревожить ход времен! Белокурые метели… Дельвиг… Дева… Сладкий сон…

II

Две жизни не прожить. А эту, что дана, Не все равно — тянуть длиннее иль короче? Закуривай табак, налей себе вина, Поверь бессоннице и сочиняй полночи. Нет-нет, не зря хранится идеал, Принадлежащий поколенью!.. О Дельвиг, ты достиг такого ленью, Чего трудом не каждый достигал! И в этом, может быть, итог Почти полвека, нами прожитого,— Промолвить Дельвигу доверенное слово И завязать шейной платок.

НОЧНОЙ ГОСТЬ

Чаадаев, помнишь ли былое?

А. Пушкин

Наконец я познал свободу. Все равно, какую погоду За окном предвещает ночь. Дом по крышу снегом укутан. И каким-то новым уютом Овевает его метель. Спят все чада мои и други. Где-то спят лесные пичуги. Красногорские рощи спят. Анна спит. Ее сновиденья Так ясны, что слышится пенье И разумный их разговор. Молодой поэт Улялюмов Сел писать. Потом, передумав, Тоже спит — ладонь под щекой. Словом, спят все шумы и звуки, Губы, головы, щеки, руки, Облака, сады и снега. Спят камины, соборы, псальмы, Спят шандалы, как написал бы Замечательный лирик Н. Спят все чада мои и други. Хорошо, что юные вьюги К нам летят из дальней округи, Как стеклянные бубенцы. Было, видно, около часа. Кто-то вдруг ко мне постучался. Незнакомец стоял в дверях. Он вошел, похож на Алеко. Где-то этого человека Я встречал. А может быть — нет. Я услышал: всхлипнула тройка Бубенцами. Звякнула бойко И опять унеслась в снега. Я сказал: — Прошу! Ради бога! Не трудна ли была дорога?— Он ответил: — Ах, пустяки! И не надо думать о чуде. Ведь напрасно делятся люди На усопших и на живых. Мне забавно времен смешенье. Ведь любое наше свершенье Независимо от времен. Я ответил: — Может, вы правы, Но сильнее нету отравы, Чем привязанность к бытию. Мы уже дошли до буколик, Ибо путь наш был слишком горек, И ужасен с временем спор. Но есть дней и садов здоровье, И поэтому я с любовью Размышляю о том, что есть. Ничего не прошу у века, Кроме звания человека, А бессмертье и так дано. Если речь идет лишь об этом, То не стоило быть поэтом. Жаль, что это мне суждено. Он ответил: — Да, хорошо вам Жить при этом мненье готовом, Не познав сумы и тюрьмы. Неужели возврат к истокам Может стать последним итогом И поить сердца и умы? Не напрасно ли мы возносим Силу

песен, мудрость ремесел, Старых празднеств брагу и сыть? Я не ведаю, как нам быть. Длилась ночь, пока мы молчали. Наконец вдали прокричали Предрассветные петухи. Гость мой спал, утопая в кресле. Спали степи, разъезды, рельсы, Дымы, улицы и дома. Улялюмов на жестком ложе Прошептал, терзаясь: — О боже! И добавил: — Ах, пустяки! Наконец сновиденья Анны Задремали, стали туманны, Растеклись по глади реки.

БРЕЙГЕЛЬ

(Картина)

Мария была курчава. Толстые губы припухли. Она дитя качала, Помешивая угли. Потрескавшейся, смуглой Рукой в ночное время Помешивала угли. Так было в Вифлееме. Шли пастухи от стада, Между собой говорили: — Зайти, узнать бы надо, Что там в доме Марии? Вошли. В дыре для дыма Одна звезда горела. Мария была нелюдима. Сидела, ребенка грела. И старший воскликнул: — Мальчик! И благословил ее сына. И, помолившись, младший Дал ей хлеба и сыра. И поднял третий старец Родившееся чадо. И пел, что новый агнец Явился среди стада. Да минет его голод, Не минет его достаток. Пусть век его будет долог, А час скончания краток. И желтыми угольками Глядели на них бараны, Как двигали кадыками И бороды задирали. И, сотворив заклинанье, Сказали: — Откроем вены Баранам, свершим закланье, Да будут благословенны! Сказала хрипло: — Баранов Зовут Шошуа и Мадох. И богу я не отдам их, А также ягнят и маток. — Как знаешь, — они отвечали, Гляди, не накликай печали!..— Шли, головами качали И пожимали плечами.

" Когда замрут на зиму "

Когда замрут на зиму Растения в садах, То невообразимо, Что превратишься в прах. Ведь можно жить при снеге, При холоде зимы. Как голые побеги, Лишь замираем мы. И очень долго снится — Не годы, а века — Морозная ресница И юная щека.

" Пройти вдоль нашего квартала, "

Пройти вдоль нашего квартала, Где из тяжелого металла Излиты снежные кусты, Как при рождественском гаданье. Зачем печаль? Зачем страданье? Когда так много красоты! Но внешний мир — он так же хрупок, Как мир души. И стоит лишь Невольный совершить проступок: Встряхни — и ветку оголишь.

" Чет или нечет? "

Чет или нечет? Вьюга ночная. Музыка лечит. Шуберт. Восьмая. Правда ль, нелепый Маленький Шуберт,— Музыка — лекарь? Музыка губит. Снежная скатерть. Мука без края. Музыка насмерть. Вьюга ночная.

" Химера самосохраненья! "

Химера самосохраненья! О, разве можно сохранить Невыветренными каменья И незапутанною нить! Но ежели по чьей-то воле Убережешься ты один От ярости и алкоголя, Рождающих холестерин; От совести, от никотина, От каверзы и от ружья,— Ведь все равно невозвратима Незамутненность бытия. Но есть возвышенная старость, Что грозно вызревает в нас, И всю накопленную ярость Приберегает про запас, Что ждет назначенного срока И вдруг отбрасывает щит. И тычет в нас перстом пророка И хриплым голосом кричит.

МОРЕ

Сначала только пальцем Покатывало гальку И плотно, словно панцирь, Полнеба облегало, Потом луна в барашках Сверкала белым кварцем. Потом пошло качаться. И наконец взыграло. Когда взыграло море, Душа возликовала, Душа возликовала И неба захотела. И захотела ветра, И грома, и обвала. А чем она владела — Того ей было мало!..

НА ДУНАЕ

О, краткое очарованье Плывущих мимо кораблей! А после разочарованье От бронзы бывших королей. Сидят державные солдаты, Как задремавшие орлы. А корабли плывут куда-то, Как освещенные балы. Здесь варвары на земли Рима Запечатлели свой набег. Но все равно — плывущий мимо Прекрасней ставшего на брег.