Стихотворения (2)
Шрифт:
Бросают якоря. Гимн величавый
Поют на суше, подтянув матросу.
Стоит Волшебный Замок на утесе
У Озера. Волнуется дубрава:
Урганды Меч готовит ей расправу.
О Феб, когда б твоим заветным словом
Воздвигнуть я бы смог на месте новом
Волшебный Замок, чтобы от недуга
Отвлечь внимание больного друга!
Ты знаешь это место, и неплохо:
То - Мерлинз Холл, то царство грез, и моха,
И Озера, и синих гор
И Островков, и речек серебристых.
Все вызывает гнев или улыбку,
Все в полусне, все призрачно и зыбко.
Холмы, вокруг рассыпанные щедро,
Исторгли вулканические недра.
Часть Зданья, Резиденцию Прелата,
Халдей-изгнанник возводил когда-то.
Другую часть, трудясь неутомимо,
Построил Катберт де Сент Альдебрим, а
Пристройка сделана грешившей тяжко
Лапландской Ведьмой, ставшею монашкой.
Черт, в каменщиках побывав однажды,
Со стоном камень положил здесь каждый.
Не скрипнет пол, и дверь не стукнет громко.
Здесь будто правит Фея-экономка,
Серебряным наполненная светом,
Что запад освещает ночью летом
И что стоит в глазах прекрасной девы,
Влюбленной в наши древние напевы.
Взгляни, плывет Галера тихомолком,
Отделанная золотом и шелком.
Три палубы выдерживает остов.
Корабль уходит за зеленый остров
И, достигая долгожданной цели,
Становится под стены цитадели.
Звучит Рожок, и эхо от Потерны
Мотивом прелести неимоверной
Пугает Пастуха. Перед собою
Он стадо быстро гонит к водопою.
Спешит с друзьями вестью поделиться,
Но те смеются: что за небылицы!
Когда бы все, чем грезилось когда-то,
Мы озаряли пламенем заката!
Когда бы дни души своей в печали
Мы темнотой ночной не отмечали!
Но мир нас бьет и мучает жестоко,
И флаг мой - не на адмиральском штоке.
Да не посмею я - с моей досадой
Пускаться в рассуждения! Наградой
Мне ум возвышенный, увы, не будет.
Что ни задумай, жизнь всегда принудит
К оглядке на ее установленья.
Иль то заносит нас воображенье
При том, что все, что нам в избытке мнится,
Чистилище вернет в свои границы,
Что на земле и в небе несовместно
С простым законом? Радость будет пресной,
Коль наши цели нам же не по силам.
И лето нам покажется немилым,
От Соловья на сердце станет гадко.
Читаю повесть; в ней - одни загадки.
(О них - потом.) Я повести начало
Прочел, взойдя на Лэмпитские скалы.
Был
От водорослей. Море еле-еле
Серебряную пену шевелило.
Я дома был. Так отчего мне было
Так тягостно? Я видел, глядя в море,
Как сильный слабых пожирает в споре.
Я видел ясно в том кипенье ада
Перипетии вечного распада.
От зоркости такой и от пристрастья
Душа моя уже на знала счастья.
Цветы барвинка и цветы клубники
Я собирал, чтоб от печали дикой
Избавиться, - однако и доныне
Стоит в глазах ужасная картина:
Атака Ястреба, акульи игры,
Малиновка - и та со страстью Тигра
Червя сжирает.
– Прочь, худые мысли!
Проклятие! Как с ними распроститься?
Уж лучше в колокол мне превратиться
Камчатской церкви, Джон, миссионерской,
Чем с ними оставаться в связи мерзкой!
Перевод Е.Фельдмана
К ДЖЕЙМСУ РАЙСУ
Была б неделя веком, и дана
Была б еженедельно радость встречи,
Утыщерилась бы годов длина,
Ненадолго бы прерывались речи.
Мы жили б долго в крошечном пространстве,
А время приказало б долго жить,
И яростная радость дневных странствий,
Душе на славу стала бы служить.
О, с Инда возвращаться каждый вторник!
Лететь с Леванта каждый понедельник!
Отправился бы в путь любой затворник,
И вечно счастье пил любой бездельник!
О друг мой, это утро и канун
Во мне задели лучшую из струн.
Перевод А.Парина
ГОМЕРУ
Быть в стороне, как я, - удел невежд.
Но слышу про тебя и про Киклады,
Как домосед, исполненный надежд
Узреть в морях коралловые клады.
Да, ты был слеп, но пелену Зевес
Сорвал, открыв тебе простор небесный.
Пан пеньем пчел звучать заставил лес.
Из пены Посейдон шатер чудесный
Тебе соткал. На берег темноты
Свет хлынул, пропасти - травою сочной
Оделись, и трояким зреньем ты
Раскрытье утра видел в час полночный.
Не так ли Артемиды властный взгляд
Пронзал три царства: небо, землю, ад?
Перевод В.Потаповой
ФРАГМЕНТ ОДЫ МАЙЕ,
написанный майским днем 1818 года
О, Мать Гермеса, вечно молодая!
Воспеть смогу ль тебя, скажи мне, Майя?
Как некогда тебя воспела Байя?
По-старосицилийски воспевая,
Добьюсь тебя ль? Или тебе понятен
Лишь тот мотив, что грекам был приятен,
Великий стих, что малому народу