Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Посетил Лапландию
[362]
, Колу
[363]
, Урал, Вайгач,
Описал экономику, быт, и традиции,
И езду на собаках, и блещущий снег,
И зверобойные промыслы,—
Словом, всё, чем далекий семнадцатый век
Занимал деловитые помыслы.
И между прочим, вскользь,
Мартиньер упомянул, что с Новой
На которую рейс был удачен их,
Мореплаватели увезли
Аборигенов захваченных
[364]
.
Правда, сказано: датский король Фридерик,
Видя пленников этих страдания,
Приказал, чтоб они изучали датский язык
И не скучали в Дании.
Но что с ними сделалось в конце концов —
Ни про живых, ни про мертвецов
Не говорят мне предания.
А Пьеру Мартину де ля Мартиньеру
Ученые до сих пор читают мораль,
Обличают его, что не врач он, а враль:
Покупал у лапландцев
За несколько крон и за фунт табака
Узелки попутного ветерка,
И в неправдах других, малозначащих,
Забывая его самый главный грех,
Что участвовал он в похищении тех
Беззащитных людей,
Горько плачущих!
1971
"Ветер С юга на север…"{440}
Ветер
С юга на север
Повернул флюгера
И сомненья посеял,
И признаться пора:
Я устал, я недужен,
И, покорный судьбе,
Никому я не нужен,
В том числе и тебе.
Этот жребий заслужен:
Лишь в упорной борьбе
Всем на свете я нужен,
В том числе и тебе.
Ветер северный южен,
Унывать — сущий грех:
Всем на свете я нужен,
А тебе —
Пуще всех!
1971
Семь пар{441}
До чего мы стандартному
Будто разных не хватит всем чар!
Над рекою у балюстрады
Появилось семь пар.
Где тонул в излученьях прозрачных
Стадион за рекой в Лужниках,
Появилось семь пар новобрачных
С одинаковыми цветами в руках.
На красавицах были одинаковые
Длинные-длинные белые платья
Неотличимой красы.
С одинаковыми стрелками на циферблате
Тикали на запястьях часы.
Словом, всё было в совершенно одинаковых формах,
Будто вплоть до сиянья в зрачках.
Но не всё!
У одних были туфельки на платформах,
А у других — на тонюсеньких каблучках.
И от разницы той невеликой
Вдруг послышалась песнь соловья:
"Как там часики ровно ни тикай,
А у каждой доля своя!"
1971
Орех{442}
В эти годы
Небо было вьюжно,
А снега кой-где еще в крови,
И слезу роняющим жемчужно
Жизнь кричала грубо: "Не реви!"
Вот и помню я слова твои:
"Не в чести любовь и соловьи,
Ничего доказывать не нужно,
Неудавшихся стихов не рви.
Наша радость — вписанный в окружность
Треугольник чувственной любви".
Ну а дальше как? Восстанови!
"Это символ непроизносимый,
Но немые жалящий уста,—
Так писал ты, юноша, спроста,—
Это тот орех нераскусимый,
Сердцевина коего пуста".
О юнец, святая простота,
Знал бы ты, сколь Будущее емко,
Так не раскричался бы столь громко!
Ну уж ладно, бог с тобой, живи.