Стихотворения. Поэмы. Проза
Шрифт:
На замок Ангела весь день глядит.
15
Ну, что ж?! Да говорят, что из-под шляпы
Его глаза горят таким огнем,
Как будто он на эту крепость папы
С проклятьем накликает божий гром.
В его ж лице так много скорбной муки,
Так худы пальцы, и так бледны руки,
Так пылен плащ, повиснувший на нем,
Что кажется не быть ему жильцом
На этом свете… Словом, очень страстный
Какой-то господин, и кто такой?
Eh! che losa! {*}
{* Кто это знает! (ит.).}
Актер или трагический герой.
16
А между тем, замеченный толпою,
Он не спешит, напротив, всю дают
Бму дорогу. Многие рукою
Его приветствуют, иные "ру" у жмут.
Чудак несчастный… или понимала
Толпа, что нужно храбрости не мало.
Чтоб выбрать эту позу — и стоять,
Стоять, стоять и все молчать, молчать.
Трагическая поза не годится
Нигде, но только в Риме погубить
Способна поза: ложь (c)сего боится,
И злу нельзя (молчаньем угодить.
17
_Кольми же паче_ угодить молчаньем
Отчаянья, с презреньем на устах.
И вот, донос, с подробным описаньем
Всей жизни чудака, уже в руках
Блюстителей священного порядка.
Для них все вздор: лень, голод, лихорадка,
Разбои по дорогам, но не вздор
Осмелившийся мыслить: это вор
Опасный, он у бога души крадет,
У бедных и богатых крадет он
Все то, что духовник в душе их садит
На пользу церкви, крадет веру, сон,
18
Доверье к иезуитам, безмятежность
И послушанье. Если уж карать
Таких воров, то всякая тут нежность
Некстати, надо их вязать, сажать,
Томить, пока у них не помутится
Рассудок. В Риме думать не годится,
Зато тайком позволено грешить,
Ибо святейший папа разрешить
Грехи всегда готов, по благодати
Ему дарованной, и так решил
Совет: не дураки мы, нам некстати
Щадить того, кто б нас не пощадил
19
На этот раз, к несчастью, опоздало
Святейшее судилище; скандал
Произошел ужасный, что не мало
Смутило даже граждан.
Жар спадал,
Заря, пронизанная облаками,
Обхватывала Рим, с его холмами,
И колокольни стройные церквей,
И куполы широкие на ней
Как силуэты резко вырезались;
Вдали пестрели выступы домов:
Над Тибром тени синие качались,
Предвестницы гнилых ночных паров.
20
Уж замок Ангела, всей шириною
И всей своей надхолмной высотой
В тени, казался массою сплошною,
Иль облаком лиловым, над землей
Осевшим в виде круглой
Одни его края кой-где алели,
Да сверху ангел крылья простирал
И в золоте зари едва мелькал;
Статуи на мосту, как бы в припадке
Восторга, онемели, и на них
Как будто ветром мраморные складки
Крутились; но невозмутимо тих
21
Был вечер; пыль недвижная стояла
Как золотой туман, кой-где колокола
Перекликались. В улицах не мало
Гуляющих толпилось, демон зла
Бродил как сумерки, знаком не всем он,
Лишь избранным понятен этот демон.
Он сам сейчас префекту диктовал
Такой приказ: "Альберти, что смущал
Народ своею неприличной позой,
Схватить, препроводить и допросить",
И, сам же тешась над такой угрозой,
Сбирается начальству насолить.
22
Чудак, который так себя прославил
Тем, что, быть может, тронут головой,
Уж на мосту давно свой пост оставил
И шел один по темной мостовой,
Свои усы прикрыв плащом от пыли.
Но вот его заметили. Следили
Сначала издали, потом за ним
Столпились и пошли (таков уж Рим).
Он оглянулся — все остановились;
Навстречу сотням глаз он поднял взгляд.
И странным выраженьем озарились
Его черты: он был и зол, и рад.
23
В одно и то же время и презренье
Мгновенное мелькнуло на губах,
И радость гордости, и сожаленье,
И смелость, и какой-то дикий страх;
Он побледнел и вздрогнул.
"Вы идете
Зачем? — спросил он громко, — или ждете,
Что я спасу вас! Господи, прости!
Иль думаете вы меня спасти?"
Толпа сконфузилась… уже готова
Была и удалиться, и отстать,
И верно б удалась, если б снова,
Насупив брови, он не стал ворчать.
24
"За вас мне больно, римляне, но шляпы
Я пред рабами не хочу снимать".
— "Но кто же ты?".
— "Кто? у шпионов папы
Спросите, ежели хотите знать".
Толпа заволновалась.
"Я Стефано
Альберти, я миланец, из Милана,
Узнав, что брат мой, защищая Рим,
В бою был ранен, я пришел за ним,
Чтоб отвезти на родину. В больнице
Почти здоровым обнял я его,
Но сестры милосердия к темнице
Приспособляли брата моего.
25
"В неволе он за то, что враг неволи,
За то, что благороден он и смел,
За то, что Рим любил, любил до боли,
Любил до слез, за то, что прилетел,
Сочувствуя великому народу,