Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

Бехер Иоганнес Роберт

I. СТРЕМЛЕНИЕ К ЦЕЛИ

(1911–1933)

ДЕТСТВО, ТЫ СТАЛО ЛЕГЕНДОЙ

ДЕТСТВО

У меня были красные щеки, Мальчишка, был я круглолиц. Цвел сад. И смотрели с балкона Разноцветные лампочки вниз. Собирал я жуков и марки Загадочных дальних земель. Променял я альбом для марок На лакрицу и карамель. В такт изреченьям библейским Пастор палкой стучать привык. Оттопыривались наши карманы, Полны тетрадок и книг. Я слышал, трубач трубил в Вионвилле, И звуки плыли в ночном просторе. И внезапно они застыли, — Только травы качались, как море. Я грезил о плаванье кругосветном, И море виделось мне. Солнца колокол медный Звонил в морской глубине. О семерых козлятах и волке Рассказывала мне мать. А

если болел я — долго Она не ложилась спать: Когда ни проснусь — неизменно Вижу, как плачет она… Казалось мне — стонут стены, И вторят им створки окна… И звуки летят всё выше, Поют и дверь и паркет… Покойница бабушка, слышу, Играет менуэт.

В ШКОЛЕ

Десять заповедей мы повторяли в школе. Бамбуковой розгой потом нас пороли. «В угол!» — кричал учитель, муштруя класс. Душу нам выколачивали из тела. Был виден синяк на карте, что в классе висела. Море! Это оно неумолчно шумело в нас. Мы рисовали деревья и змей, на лианы похожих. Играли мы в краснокожих. На вертеле поджаривал нас каннибал. И караваном шли мечты сквозь пустыни. Страны плавали в солнечной сини. Эдем тропический в воздухе полыхал. «Ганс, как отметки?» — спросит отец, бывало. Стою, краснею — хорошего мало — И поскорей к моему окну отойду. Я чувствовал, как дрожит планета в минуты эти. Люди, обнявшись, шли по нашей планете. Музыка играла в «Английском саду».

ВО МРАКЕ

ВО МРАКЕ

Я в комнатах жил неопрятных. Их ветхие стены и кафли, в морщинах почти человечьих, какой-то кислятиной пахли. Украшен был вестибюль списком жильцов и жиличек: стояли навытяжку в нем имена глухих, слепых, параличных. Карабкались люди по лестницам ввысь, ступенек считая тыщи. В своих комнатушках лежали жильцы, тихие, как на кладбище. Я стоял у окна. Лунный лед пробирал меня до костей. Я не ведал, кто там во мгле живет; кто стучит за стеной моей. Под землей поезда громыхали, слышал я шагов разговор, а напротив, в прокуренном баре, колотил полоумный тапер… Тут нежданно пришла весна. На асфальте плясали детки. Из одной комнатушки выполз гроб, стал лавировать в лестничной клетке. Распахнулись все окна вмиг, к дому ластился душный зной. Я глядел на улицу из окна, кто-то тихо скулил за стеной. Я жил бок о бок с другими людьми в домах, начиненных туго. Там сухо и четко стучали часы, там люди не знали друг друга.

ЛИЦА

Много лиц носил. Личины тоже Нацеплялись на меня, спеша. Улыбалась мышцами и кожей Смеха не познавшая душа. И когда душе хотелось плакать, Досыта, безумно и навзрыд, С помощью несложного подвоха Обращал ее рыданья — в хохот… Скрыв лицо меж горными лесами, Думал: запоет весеннею норой! Только город размозжил его жилыми корпусами, А потом — сковал асфальтовой корой… „ В лицо мое Многих лиц просочилась усталость, И оно на куски Распадалось. Часто видел лицо мое я у прохожих на лицах, У витрин освещенных в стотысячеглазых столицах, — «Это ты, это ты!» — Но мои же меня узнавать не хотели черты. Унесли они мой кровавый рот И зеницу ока, Прежде чем войти настал мой черед В город сотен окон. В школе били наотмашь меня по лицу педагоги. Лица многих умерших прошли предо мной чередой; Я глядел на них долго, и вот они все отразились В моем облике — каждое — с каждой своею бедой!

ЛЕС

Я темный лес. Я сумрак бездорожья, Я всех чащоб влажней и заповедней. Я всуе поминаю имя божье В своей острожной дьявольской обедне. Корнями я в тысячелетья врос. Войдя в меня, вы пропадете пропадом. Трясины зацелуют вас взасос. Входите же — и пропадайте пропадом! Я темный лес, могильная чащоба, Торчу, едва ветвями шевеля, А подо мной, черней, чем кисти гроба, Разбухла ноздреватая земля. В моих трущобах сгинул древний бог, — В моих трясинах, в шорохах змеиных. Там грузный жук, вздымая черный рог, Ползет к вершине по коре в морщинах. Я — лес. В моем всеозарившем пекле Взлетят на воздух клочья ваших стран. Останутся от них лишь искры в пепле Да прикипевший к скалам океан. Я темный лес. И как орда большая, Ползу я, корни на весу держа, Пока меня своей пунцовой шалью Закатный не окутает пожар.

СТРЕМЛЕНИЕ К ЦЕЛИ

1916

I

Поэт

бежит сверкающих созвучий. «Война войне!» Он в барабаны бьет, Он рубит фразы, поднимая массы.

II

Игра прожекторов мой голос блеском тушит, Теми слов невольно попадает в такт Кипению и грохоту атак, Отрывистому дребезжанью пушек. Друг друга истребляют миллионы В дороге длинной. Бурные пороги Лиловой крови. Рваные знамена И клочья тел, в грязи завязших по дороге.

О НАШИХ ДНЕЙ ПОЭТЫ!.

О наших дней поэты, О поэты! На что вы тратите свой дар? Ведь ваши песни мыслью не согреты, Вам неизвестен чувства жар. Где, в каком пространстве вы родились, В наших ли живете днях? Или вы навеки заблудились Во вчерашних временах?!

БАЛЛАДА О ГОЛОДЕ

Я позабыл, что значит ночь, Я разучился спать. Поверьте, что заснуть невмочь, Когда охота жрать. Большой кусок сырой земли Я вырезал ножом. И этот земляной обед Сожрал я целиком. И, землю жадно проглотив, Запил ее дождем И, грязь в желудке замесив, Забылся тяжким сном. И мне приснился странный сои. Мне снилось: дождь идет И напоенная земля Опарою встает. А я по улицам брожу, Ищу, чего поесть, В руке сверкает длинный нож. И жжет мне сердце месть. Я голодаю наяву, Я голодал во сне, И все, пока я так живу, Годится в пищу мне. Я землю, травы, камни ем, Я вкусный ветер ем. Такой питательный обед Полезен, но не всем. Я землю ем и скоро в ней Найду себе покой. Поставьте камень надо мной, Но с надписью такой: «Вот здесь покоится бедняк, Угла он не имел, Он жил и умер натощак, Хоть очень много ел». Прохожий, мимо проходя, Взгляни на камень мой, Но не молись и не вздыхай, Не сетуй надо мной. Исполни заповедь мою, Она совсем проста: Не верь попам и богачам, Не соблюдай поста. Не ешь камней, не ешь земли, Навоза и травы И не склоняй пред богачом Злосчастной головы. Но если нет тебе угла И если хлеба нет, Ты крикни так, чтоб задрожал От крика белый свет. Ты крикни им: «Я есть хочу! Мы есть хотим и жить! Нам надоело голодать, Скитаться и тужить! Мы в рот глядеть не будем вам, Мы грянем, словно гром, И этот мир, где землю жрут, По камню разнесем!»

ЭМИГРАНТЫ

I

Они корову продали, Свой дом, свой клок земли И в Перу — в край далекий — Билет приобрели. Они достали карту И гладили рукой Пятно, что было дальней Хваленою страной. Пришла пора прощания… В то утро на вокзал Явилась вся деревня. Учитель слово взял: «Пишите, как приедете! Не забывайте нас! А вдруг и мы к вам явимся? Прощайте! В добрый час!» Играли музыканты, Взлетали вверх платки. «Счастливый путь вам, странники! Прощайте, земляки!»

II

Они на пароходе Поплыли в дальний край. Здесь времени хватало — Хоть целый день мечтай. Ведь справочник карманный Так истово взывал: Землей обетованной Он Перу называл. Там городов привольных Мелькали имена: Есть, стало быть, свобода И в наши времена!.. Они читали книгу О райской тон стране И ели до отвала, Обедая во сне. Уже сверкали кольца И золото в песке… А Перу — край волшебный Маячил вдалеке.

III

В лесу непроходимом Текли за днями дни. В страну большую — Перу — Приехали они. Сквозь чащи пробирались, Сквозь тучи мошкары, Проваливались в топи, Сдыхали от жары: И двигались все дальше… Пилой и топором Валить деревья стали И выстроили дом. И плуг они купили, И лошадь запрягли. Но туго поддавалась Пришельцам грудь земли. И, навевая ужас, Под куполом небес В стране блаженной — Перу — Гудел дремучий лес.