Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

Он потерял и сон и аппетит,Молчал весь день и бредил в ночь, бывало,По коридору бродит и грустит,И ждет, чтоб платье мимо прожужжало,Чтоб ясный взор мелькнул… Суровый видПриняв, он иногда улыбкой хладнойОтветствовал на взор ее отрадный…Любовь же неизбежна, как судьба,А с сердцем страх невыгодна борьба!Итак, мой Саша кончил с ним возитьсяИ положил с Маврушей объясниться.

92

Случилось это летом, в знойный день.По мостовой широкими клубамиВилася пыль. От труб высоких теньЛожилася на крышах

полосами,И пар с камней струился. Сон и леньВполне Симбирском овладели; дажеКатилась Волга медленней и глаже.В саду, в беседке темной и сырой,Лежал полураздетый наш геройИ размышлял о тайне съединеньяДвух душ – предмет достойный размышленья.

93

Вдруг слышит он направо, за кустомСирени, шорох платья и дыханьеВолнующейся груди, и потомЧуть внятный звук, похожий на лобзанье.Как Саше быть? Забилось сердце в нем,Запрыгало… Без дальних опасенийОн сквозь кусты пустился легче тени.Трещат и гнутся ветви под рукой.И вдруг пред ним, с Маврушкой молодойОбнявшися в тени цветущей вишни,Иван Ильич… (Прости ему всевышний!)

94

Увы! покоясь на траве густой,Проказник старый обнимал бесстыдноУпругий стан под юбкою простойИ не жалел ни ножки миловидной,Ни круглых персей, дышащих весной!И долго, долго бился, но напрасно!Огня и сил лишен уж был несчастный.Он встал, вздохнул (нельзя же не вздохнуть)Поправил брюки и пустился в путь,Оставив тут обманутую деву,Как Ариадну, преданную гневу.

95

И есть за что, не спорю… Между темЧто делал Саша? С неподвижным взглядом,Как белый мрамор холоден и нем,Как Аббадона грозный, новым адомИспуганный, но помнящий эдем,С поникшею стоял он головою,И на челе, наморщенном тоскою,Качались тени трепетных ветвей…Но вдруг удар проснувшихся страстейПеревернул неопытную душу,И он упал как с неба па Маврушу.

96

Упал! (Прости невинность!) Как змея,Маврушу крепко обнял он руками,То холодея, то как жар горя,Неистово впился в нее устамиИ – обезумел… Небо и земляСлились в туман. Мавруша простоналаИ улыбнулась; как волна, вставалаИ упадала грудь, и томный взор,Как над рекой безлучный метеор,Блуждал вокруг без цели, без предмета,Боясь всего: людей, дерев, а больше – света.

97

Теперь, друзья, скажите напрямик,Кого винить?.. По мне всего прекраснейСложить весь грех на черта, – он привыкК напраслине; к тому же безопаснейРога и когти, чем иной язык…Итак, заметим мы, что дух незримый,Но гордый, мрачный, злой, неотразимыйНи ладаном, ни бранью, ни крестом,Играл судьбою Саши, как мячом,И, следуя пустейшему капризу,Кидал его то вкось, то вверх, то книзу.

98

Два месяца прошло. Во тьме ночной,На цыпочках по лестнице ступая,В чепце, платок накинув шерстяной,Являлась к Саше дева молодая;Задув лампаду, трепетной рукойДержась за спинку шаткую кровати,Она искала жарких там объятий.Потом, на мягкий пух привлечена,Под одеяло пряталась она;Тяжелый вздох из груди вырывался,И

в жарких поцелуях он сливался.

99

Казалось, рок забыл о них. Но раз(Не помню я, в который день недели), —Уж пролетел давно свиданья час,А Саша все один был на постели.Он сел к окну в раздумье. Тихо гасНа бледном своде месяц серебристый,И неподвижно бахромой волнистойВокруг его висели облака.Дремало все, лишь в окнах изредкаЯвлялась свечка, силуэт рубчатыйСтарухи, из картин Рембрандта взятый;

100

Мелькая, рисовался на стеклеИ исчезал. На площади пустынной,Как чудный путь к неведомой земле,Лежала тень от колокольни длинной,И даль сливалась в синеватой мгле.Задумчив Саша… Вдруг скрипнули двери,И вы б сказали – поступь райской периПослышалась. Невольно наш геройВздрогнул. Пред ним, озарена луной,Стояла дева, опустивши очи,Бледнее той луны – царицы ночи…

101

И он узнал Маврушу. Но – творец! —Как изменилось нежное созданье!Казалось, тело изваял резец,А бог вдохнул не душу, но страданье,Она стоит, вздыхает, наконецПодходит и холодными рукамиХватает руку Саши, и устамиПрижалась к ней, и слезы потеклиВсе больше, больше и, казалось, жглиЕе лицо… Но кто не зрел картиныРаскаянья преступной Магдалины?

102

И кто бы смел изобразить в словах,Что дышит жизнью в красках Гвидо-Рени?Гляжу на дивный холст: душа в очах,И мысль одна в душе, – и на колениГотов упасть, и непонятный страх,Как струны лютни, потрясает жилы;И слышишь близость чудной тайной силы,Которой в мире верует лишь тот,Кто как в гробу в душе своей живет,Кто терпит все упреки, все печали,Чтоб гением глупцы его назвали.

103

И долго молча плакала она.Рассыпавшись на кругленькие плечи,Ее власы бежали, как волна.Лишь иногда отрывистые речи,Отзыв того, чем грудь была полна,Блуждали на губах ее; но звукиЯснее были слов… И голос мукиМой Саша понял, как язык родной;К себе на грудь привлек ее рукойИ не щадил ни нежностей, ни ласки,Чтоб поскорей добраться до развязки.

104

Он говорил: «К чему печаль твоя?Ты молода, любима, – где ж страданье.В твоих глазах – мой мир, вся жизнь моя,И рай земной в одном твоем лобзанье…Быть может, злобу хитрую тая,Какой-нибудь… Но нет! И кто же смеетТебя обидеть? Мой отец дряхлеет,Француз давно не годен никуда…Ну, полно! слезы прочь, и ляг сюда!»Мавруша, крепко Сашу обнимая,Так отвечала, медленно вздыхая:

105

«Послушайте, я здесь в последний раз.Пренебрегла опасность, наказанье,Стыд, совесть – все, чтоб только видеть вас,Поцеловать вам руки на прощаньеИ выманить слезу из ваших глаз.Не отвергайте бедную, – довольноУж я терплю, – но что же?..Сердце вольно.. Иван Ильич проведал от людейЗавистливых… Все Ванька ваш, злодей, —Через него я гибну… Все готово!Молю!.. о, киньте мне хоть взгляд, хоть слово!