Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

Блажен!.. Его душа всегда полнаПоэзией природы, звуков чистых;Он не успеет вычерпать до днаСосуд надежд; в его кудрях волнистыхНе выглянет до время седина;Он, в двадцать лет желающий чего-то,Не будет вечной одержим зевотой,И в тридцать лет не кинет край роднойС больною грудью и больной душой,И не решится от одной лишь скукиПисать стихи, марать в чернилах руки, —

147

Или, трудясь, как глупая овца,В рядах дворянства, с рабским униженьем,Прикрыв мундиром сердце подлеца, —Искать чинов, мирясь с людским презреньем,И поклоняться немцам до конца…И чем же немец лучше славянина?Не тем ли, что куда его судьбинаНи кинет, он везде себе найдетОтчизну и картофель?.. Вот народ:И без таланта правит и за деньги служит,Всех давит сам, а бьют его – не тужит!

148

Вот

племя: всякий черт у них барон!И уж профессор – каждый их сапожник!И смело здесь и вслух глаголет он,Как Пифия, воссев на свой треножник!Кричит, шумит… Но что ж? Он не рожденПод нашим небом; наша степь святаяВ его глазах бездушных – степь простая,Без памятников славных, без следов,Где б мог прочесть он повесть тех веков,Которые, с их грозными делами,Унесены забвения волнами…

149

Кто недоволен выходкой моей,Тот пусть идет в журнальную контору,С листком в руках, с оравою друзей,И, веруя их опытному взору,Печатает анафему, злодей!..Я кончил… Так! дописана страница.Лампада гаснет… Есть всему граница —Наполеонам, бурям и войнам,Тем более терпенью и… стихам,Которые давно уж не звучалиИ вдруг с пера бог знает как упали!..

Начало поэмы

Я не хочу, как многие из нас,Испытывать читателей терпеньеИ потому примусь за свой рассказБез предисловий. Сладкое смятеньеВ душе моей, как будто в первый раз,Ловлю прыгунью-рифму и, потея,В досаде призываю Асмодея.Как будто снова бог переселилМеня в те дни, когда я точно жил, —Когда не знал я, что на слово «младость»Есть рифма гадость, кроме рифмы радостьДавно когда-то, за Москвой-рекой,На Пятницкой, у самого канала,Заросшего негодною травой,

Был дом угольный; жизнь игралаМеж стен высоких… Он теперь пустой.Внизу живет с беззубой половинойБезмолвный дворник… Пылью, паутинойОбвешаны, как инеем, кругомКарнизы стен, расписанных огнемИ временем, и окна краской белойЗамазаны повсюду кистью смелой.

В гостиной есть диван и круглый столНа витых ножках, вражеской рукоюИсчерченный; но час их не пришел, —Они гниют незримо, лишь пороюСкользит по ним играющий ЭолИли еще крыло жилиц развалин —Летучей мыши. Жалок и печаленИсчезнувших пришельцев гордый след.Вот сабель их рубцы, а их уж нет:Один в бою упал на штык кровавый,Другой в слезах без гроба и без славы.Ужель никто из них не добежалДо рубежа отчизны драгоценной?Нет, прах Кремля к подошвам их пристал,И русский бог отметил за храм священный.Сердитый Кремль в огне их принималИ проводил, пылая, светоч грозный…Он озарил им путь в степи морозной —И степь их поглотила, и о том,Кто нам грозил и пленом и стыдом,Кто над землей промчался как комета,Стал говорить с насмешкой голос света.И старый дом, куда привел я вас,Его паденья был свидетель хладный.На изразцах кой-где встречает глазЧерты карандаша, стихи и жадноВ них ищет мысли – и бесплодный часПроходит… Кто писал? С какою целью?Грустил ли он, иль предан был веселью?Как надписи надгробные, онеРисуются узором по стене —Следы давно погибших чувств и мнении,Эпиграфы неведомых творений.

И образы языческих богов —Без рук, без ног, с отбитыми носами —Лежат в углах низвергнуты с столбов,Раскрашенных под мрамор. Над дверямиВисят портреты дедовских вековВ померкших рамах и глядят сурово;И мнится, обвинительное словоИз мертвых уст их излетит – увы!О, если б этот дом знавали выТому назад лет двадцать пять и боле!О, если б время было в нашей воле!..Бывало, только утренней зарейОсветятся церквей главы златые,И сквозь туман заблещут над горойДворец царей и стены вековые,Отражены зеркальною волной;Бывало, только прачка молодаяС бельем господским из ворот, зевая,Выходит, и сквозь утренний морозРаздастся первый стук колес, —А графский дом уж полон суетоюИ пестрых слуг заботливой толпою.И каждый день идет в нем пир горой.Смеются гости, и бренчат стаканы.В стекле граненом дар земли чужойКлокочет и шипит аи румяный,И от крыльца карет недвижный стройДалеко тянется, и в зале длинной,В толпе мужчин, услужливой и чинной,Красавицы, столицы лучший цвет,Мелькают… Вот учтивый менуэтРисуется вам; шепот удивленья,Улыбки, взгляды, вздохи, изъясненья…О, как тогда был пышен этот дом!Вдоль стен висели пестрые шпалеры,Везде фарфор китайский с серебром,У зеркала …

Монго

Садится

солнце за горой,Туман дымится над болотом,И вот дорогой столбовойЛетят, склонившись над лукой,Два всадника лихим полетом.Один – высок и худощав,Кобылу серую собрав,То горячит нетерпеливо,То сдержит вдруг одной рукой.Мал и широк в плечах другой.Храпя мотает длинной гривойПод ним саврасый скакунок,Степей башкирских сын счастливый.Устали всадники. До ногОт головы покрыты прахом.Коней приезженных размахомОни любуются поройИ речь ведут между собой.«Монго, послушай – тут направо!Осталось только три версты».«Постой! уж эти мне мосты!Дрожат и смотрят так лукаво».«Вперед, Маешка! только насИзмучит это приключенье,Ведь завтра в шесть часов ученье!»«Нет, в семь! я сам читал приказ!»

Но прежде нужно вам, читатель,Героев показать портрет:Монго – повеса и корнет,Актрис коварных обожатель,Был молод сердцем и душой,Беспечно женским ласкам верилИ на аршин предлинный свойЛюдскую честь и совесть мерил.Породы английской он был —Флегматик с бурыми усами,Собак и портер он любил,Не занимался он чинами,Ходил немытый целый день,Носил фуражку набекрень;Имел он гадкую посадку:Неловко гнулся напередИ не тянул ноги он в пятку,Как должен каждый патриот.Но если, милый, вы езжалиСмотреть российский наш балет,То, верно, в креслах замечалиЕго внимательный лорнет.Одна из дев ему сначалаДней девять сряду отвечала,В десятый день он был забыт —С толпою смешан волокит.Все жесты, вздохи, объясненьяНе помогали ничего…И зародился пламень мщеньяВ душе озлобленной его.Маешка был таких же правил:Он лень в закон себе поставил,Домой с дежурства уезжал,Хотя и дома был без дела;Порою рассуждал он смело,Но чаще он не рассуждал.Разгульной жизни отпечатокИные замечали в нем;Печалей будущих задатокХранил он в сердце молодом;

Его покоя не смущало,Что не касалось до него;Насмешек гибельное жалоБроню железную встречалоНад самолюбием его.Слова он весил осторожноИ опрометчив был в делах;Порою: трезвый – врал безбожно,И молчалив был – на пирах.Характер вовсе бесполезныйИ для друзей и для врагов…Увы! читатель мой любезный,Что делать мне – он был таков!Теперь он следует за другомНа подвиг славный, роковой,Терзаем пьяницы недугом, —Изгагон мучим огневой.Приюты неги и прохлады —Вдоль по дороге в Петергоф,Мелькают в ряд из-за оградыРазнообразные фасадыИ кровли мирные домов,В тени таинственных садов.Там есть трактир… и он от векаЗовется «Красным кабачком»,И там – для блага человекаПостроен сумасшедших дом,И там приют себе смиренныйТанцорка юная нашла.Краса и честь балетной сцены,На содержании была:N. N., помещик из Казани,Богатый волжский старожил,Без волокитства, без признанийЕе невинности лишил.«Мой друг! – ему я говорил, —Ты не в свои садишься сани,Танцоркой вздумал управлять!Ну где тебе <…>».

Но обратимся поскорееМы к нашим буйным молодцам.Они стоят в пустой аллее,Коней привязывают там,И вот, тропинкой потаенной,Они к калитке отдаленнойСпешат, подобно двум ворам.На землю сумрак ниспадает,Сквозь ветви брезжит лунный светИ переливами играетНа гладкой меди эполет.Вперед отправился Маешка;В кустах прополз он, как черкес,И осторожно, точно кошка,Через забор он перелез.За ним Монго наш долговязый,Довольный этою проказой,Перевалился кое-как.Ну, лихо! сделан первый шаг!Теперь душа моя в покое, —Судьба окончит остальное!Облокотившись у окна,Меж тем танцорка молодаяСидела дома и одна.Ей было скучно, и, зевая,Так тихо думала она:«Чудна судьба! о том ни слова —На матушке моей чепецФасона самого дурного,И мой отец – простой кузнец!..А я – на шелковом диванеЕм мармелад, пью шоколад;На сцене – знаю уж заране —Мне будет хлопать третий ряд.Теперь со мной плохие шутки:Меня сударыней зовут,И за меня три раза в суткиКаналью повара дерут,Мой Pierre не слишком интересен,Ревнив, упрям, что ни толкуй,