Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

132

Зафиру Сашка что-то прошептал.Зафир кивнул курчавой головою,Блеснул, как рысь, очами, денег взялИз белой ручки черною рукою;Он долго у дверей стоялИ говорил все время, по несчастью,На языке чужом, и тайной страстьюОдушевлен казался. Между тем,Облокотясь на стол, задумчив, нем,Герой печальный моего рассказаГлядел на африканца в оба глаза.

133

И, наконец, он подал знак рукой,И тот исчез быстрей китайской тени.Проворный,

хитрый, с смелою душой,Он жил у Саши как служебный гений,Домашний дух (по-русски домовой);Как Мефистофель, быстрый и послушный,Он исполнял безмолвно, равнодушно,Добро и зло. Ему была законЛишь воля господина. Ведал он,Что, кроме Саши, в целом божьем миреНикто, никто не думал о Зафире.

134

Однако были дни давным-давно,Когда и он на берегу ГвинеиИмел родной шалаш, жену, пшеноИ ожерелье красное на шее,И мало ли?.. О, там он был звеноВ цепи семей счастливых!.. Там пустыняОсталась неприступна, как святыня.И пальмы там растут до облаков,И пена вод белее жемчугов.Там жгут лобзанья, и пронзают очи,И перси дев черней роскошной ночи.

135

Но родина и вольность, будто сон,В тумане дальнем скрылись невозвратно…В цепях железных пробудился он.Для дикаря все стало непонятно —Блестящих городов и шум и звон.Так облачко, оторвано грозою,Бродя одно под твердью голубою,Куда пристать не знает; для негоВсе чуждо – солнце, мир и шум его;Ему обидно общее веселье, —Оно, нахмурясь, прячется в ущелье.

136

О, я люблю густые облака,Когда они толпятся над горою,Как на хребте стального шишакаКолеблемые перья! Пред грозою,В одеждах золотых, издалекаОни текут безмолвным караваном,И, наконец, одетые туманом,Обнявшись, свившись будто куча змей,Беспечно дремлют на скамье своей.Настанет день, – их ветер вновь уносит;Куда, зачем, откуда? – кто их спросит?

137

И после них на свете нет следа,Как от любви поэта безнадежной,Как от мечты, которой никогдаОн не открыл вниманью дружбы нежной.И ты, чья жизнь как беглая звездаПромчалася неслышно между нами,Ты мук своих не выразишь словами;Ты не хотел насмешки выпить яд,С улыбкою притворной, как Сократ;И, не разгадан глупою толпою,Ты умер чуждый жизни… Мир с тобою!

138

И мир твоим костям! Они сгниют,Покрытые одеждою военной…И сумрачен и тесен твой приют,И ты забыт, как часовой бессменный.Но что же делать? Жди, авось придут,Быть может, кто-нибудь из прежних братии.Как знать? – земля до молодых объятийОхотница… Ответствуй мне, певец,Куда умчался ты?.. Какой венецНа голове твоей? И все ль, как прежде,Ты любишь нас и веруешь надежде?

139

И вы, вы все, которым столько разЯ подносил приятельскую чашу, —Какая буря вдаль умчала вас?Какая цель убила юность вашу?Я

здесь один. Святой огонь погасНа алтаре моем. Желанье славы,Как призрак, разлетелося. Вы правы:Я не рожден для дружбы и пиров…Я в мыслях вечный странник, сын дубров,Ущелий и свободы, и, не знаяГнезда, живу, как птичка кочевая.

140

Я для добра был прежде гибнуть рад,Но за добро платили мне презреньем;Я пробежал пороков длинный рядИ пресыщен был горьким наслажденьем…Тогда я хладно посмотрел назад:Как с свежего рисунка, сгладил краскуС картины прошлых дней, вздохнул и маскуНадел, и буйным смехом заглушилСлова глупцов, и дерзко их казнил,И, грубо пробуждая их беспечность,Насмешливо указывал на вечность.

141

О вечность, вечность! Что найдем мы тамЗа неземной границей мира? Смутный, Безбрежный океан, где нет векамНазванья и числа; где бесприютныБлуждают звезды вслед другим звездам.Заброшен в их немые хороводы,Что станет делать гордый царь природы,Который, верно, создан всех умней,Чтоб пожирать растенья и зверей,Хоть между тем (пожалуй, клясться стану)Ужасно сам похож на обезьяну.

142

О суета! И вот ваш полубог —Ваш человек: искусством завладевшийЗемлей и морем, всем, чем только мог,Не в силах он прожить три дня не евши.Но полно! злобный бес меня завлекВ такие толки. Век наш – век безбожный;Пожалуй, кто-нибудь, шпион ничтожный,Мои слова прославит, и тогдаНельзя креститься будет без стыда;И поневоле станешь лицемерить,Смеясь над тем, чему желал бы верить.

143

Блажен, кто верит счастью и любви,Блажен, кто верит небу и пророкам, —Он долголетен будет на землиИ для сынов останется уроком.Блажен, кто думы гордые своиУмел смирить пред гордою толпою,И кто грехов тяжелою ценоюНе покупал пурпурных уст и глаз,Живых, как жизнь, и светлых, как алмаз!Блажен, кто не склонял чела младого,Как бедный раб, пред идолом другого!

144

Блажен, кто вырос в сумраке лесов,Как тополь дик и свеж, в тени зеленойИграющих и шепчущих листов,Под кровом скал, откуда ключ студеныйПо дну из камней радужных цветовСтруей гремучей прыгает, сверкая,И где над ним береза вековаяСтоит, как призрак позднею порой,Когда едва кой-где сучок гнилойТрещит вдали, и мрак между ветвямиОтвсюду смотрит черными очами!

145

Блажен, кто посреди нагих степейМеж дикими воспитан табунами;Кто приучен был на хребте коней,Косматых, легких, вольных, как над намиЗлатые облака, от ранних днейНоситься; кто, главой припав на гриву.Летал, подобно сумрачному диву,Через пустыню, чувствовал, считал,Как мерно конь о землю ударялКопытом звучным, и вперед землеюУпругой был кидаем с быстротою.

146