Стихотворения

Тиняков Александр Иванович

Чары эфира

Забвения, только забвения

Мы ищем в мечтаньях своих.

Лохвицкая, т.1

Опьяненная чарой эфира, лежала она на кровати, Смоль волос выделялася резко на матовом фоне лица и на белой подушке, И бессильные руки вдоль тела лежали, И высоко под девственным платьем поднималася юная грудь, И улыбка сквозила смущенно на алых, упругих губах. Полный чувства святого: Любви-Преклоненья, К изголовью ее тихо я опустился И тихонько, безвольно руками обвил ее стан, И пожал едва слышно. Распахнулася кофточка скромная – краюшек белых грудей Чудным светом манящим и чистым сверкнул, Я к нему, полный чувства святого, губами прильнул. Знаю я – в этот миг она видела дивные сны, Она в мире нездешнем жила, И я богом ей светлым казался. Протекали часы опьяненья, блаженства, Дивный

мир уходил, расплывался, и снова сходились унылые стены, И из мира видений пред ней лишь одно уцелело: Обнаженная грудь и на ней поцелуя святого следы, И склоненный к подушке тот Бог, что ее целовал. С этих пор для нее навсегда я остался сияющим Богом. 6 ноября 1903 Орел

После вдыхания эфира

Туманной толпою виденья слетели И звонко запели вверху надо мною. Спускается ниже лазурное небо, Алмазные крылья шумят и трепещут; Лечу я, – и синие волны играют, Душистые волны ласкают меня. Все выше и выше к чудесным пределам С земли подымаюсь незримый и легкий. И звезды, могучие звезды улыбкой привета Дарят меня, гостя далекой земли. Тебя я, звезда дорогая, заметил, Когда еще был на земле полной Горя. К тебе я душою стремился, я жаждал тебя и искал. И вот ты теперь предо мною. Сплетаюсь с лучами, сиянье впиваю, Светлей становлюся, в лучах утопаю. 10 ноября 1903 С. Богордицкое

* * *

Только утро любви хорошо.

Надсон

Без конца лобзанья, вихрь объятий бурных, Аромат кос влажных, блеск очей лазурных, Шепот, полный тайны, робкий и неясный, Скрип кровати легкий, тихий, сладострастный. Косы распустились и глаза блестят, Грудь волною ходит, сброшен прочь наряд И бесстыдно топчет Страсть его ногой, А любовь уходит робкою стопой. 15 ноября 1903 Село Богородицкое

* * *

В.Н. Карпиловой

Долго пела вьюга надо мною, Долго выл свирепый ураган, Но вперед все слабою стопою Шел я через сумрак и туман. И дошел я до стены высокой, И упал на землю я без сил, Утомленный, слабый, одинокий, И победно ураган завыл. Но недолго буря ликовала, Неподвижным мало я лежал. Что-то нежно робко прозвучало И твой образ предо мной предстал. И поднялся я усталый, одинокий, Грудь в грудь столкнулся со стеной, А она, смеяся, в край меня далекий Ласково и тихо звала за собой. 19 ноября 1903 Орел

Як. Ил. Некрасову

Посвящается умной собачке Тоби

Приветливо лампа горела, По комнате свет разливая, А Топка умильно смотрела, Хвостом деликатно виляя. Смотрела она, как дымились Сосиски, где сахар лежал, И глазки так жадно искрились, И хвостик так нежно вилял. «Ну, Топка, на место! Довольно. Скорей на кушетку. Ну, ну!» И Топка покорно, безвольно Идет, хоть глотает слюну. «Ну, умница Топочка!» Топка кусок, Забывши все, сладко грызет. Вот села и, сделав потешный прыжок Опять на кушетку идет. 24 декабря 1903 Москва

Из зимних песен

I.

Я должен стремиться все выше и выше.

К.Д.Бальмонт «В безбрежности»

Я хочу

Выше мчаться, разгораться, встречу

лунному лучу

Иль умру, иль тотчас вплоть до

месяца взлечу.

Э.По, т.1

Иней пушистый деревья одел, Замирает холодная песня. Где в беззвучностях темной страны, Полной блеска и сумрака Снов Я живу? О, веселые песни Весны Вас услышать – и гнет злых оков Тяжесть <льдистых?> Безволия рук И молчанья бесформенный звук Я стряхну и очнусь, так же бодр и здоров, Я встряхнусь от давящих оков. Иней пушистый деревья одел, Замирает холодная песня. Я безжалостен был и жесток, И безжалостным быть я хочу, Точно Ветер, я был одинок, Я был равен огню и лучу. Прочь мертвящие цепи зимы! Прочь мертвящий убор ледяной! Сброшу руки тяжелые Тьмы И опять буду сильный, опять неземной. Иней пушистый деревья одел, Замирает холодная песня. Ну, а там? В полных света волнах Я

не буду доволен собой? О нет! На могучих, внецветных крылах Понесусь я, где Солнце, где блеск огневой. Понесусь я к Светилу и гордо ему Брошу вызов – хоть знаю – сгорю, Не рассеяв упорную Тьму, Не увидев Лазурь и Зарю. Иней пушистый деревья одел, Замирает холодная песня. 29 декабря 1903 С.Пирожково

II. Признание

В.Н. Карпиловой

Я Вам не могу рассказать И я не хочу говорить… – Под тяжелый покров из алмазных снегов Я запрячу в себе все Признанья слова, Их запрячу туда до Весны. – И я знаю – придет Голубая Весна! Она с бледным лицом, Рамка русых волос, Невысокая грудь, Точно тающий стан, Замирающий смех… Я Весной расскажу, Расскажу я Весной. Я слыхал от Людей, что улыбка ее Греет Сердце огнем, зажигает огни, окропляет росой… А теперь не скажу и запрячу слова под алмазный покров сине-белых снегов. 29 декабря 1903 С.Пирожково

III. На Тройке

Синий Иней, Звезды, снег, мороз. Тройка Бойко Мчится в царство грез. Монотонно, Утомленно Колокольчики смеются, И с печалью Там за далью Их напевы отдаются. Белый снег. Грустный смех. Глубь небес. Тихий лес. Тишина И Луна. Все вперед, вперед, вперед! И в груди восторг растет. И к далеким звездам По незримым волнам Чья-то сила мчит, Чья-то сила несет. Колокольчик звенит. Колокольчик поет. А вверху свод неба синий И хрустальный белый иней И кристальный белый снег. Слышен тихий, чистый смех. И не страшен нам мороз. Мы примчались в царство грез. 9-12 января 1904 С. Пирожково

IV. В свой мир

Жить мечтой – и достичь высоты.

Бальмонт, «В безбрежности»

Под инеем тихо деревья дремали. Я знаю – им снились веселые сны. А я шел вперед – И за далями дали вставали, И не было видно желанной страны. На небе толпились угрюмые тучи, За ними был Месяц – живущий мертвец И все было полно Молчаньем певучим От взоров пустынных, замолкших небес. И тих и спокоен был дремлющий лес. И видел я руки, прозрачные руки, Одни только руки ко мне приближались Сквозь дымку туманных завес. Их жесты полны были трепетной муки И струны к ним, тонкие струны спускались И скорбной мольбою кругом раздавались Такие ж, как руки, прозрачные звуки. Их слушали ветви, одетые мантией синего снега Беззвучно их слушали мертвые Дали, И я им внимал в зачарованном сне. Их слушали дали в оковах из синего снега И был в них Восторг и могучая Нега. Они все слышнее звучали, Звучали, росли, приближались и мчали Меня к недоступной желанной стране. Мелькали, светали невидные крылья, Звенели иные прозрачные звуки И сыпался с веток сверкающий иней. И я без Раздумья, и я без Усилий Ушел от Печали, и Горя, и Скуки В свой Мир недоступный, где синий Свод Неба, где чудные звуки И нет предо мной бесконечных снегов вереницы. Я вижу вас – руки, я слышу вас – звуки. Я слышу вас, песни – Сияющей Птицы. 14 января 1904 Село Пирожково

Безумие

Я буду дерзок! Я так хочу.

«Будем как Солнце»

В этот вечер все странным казалося мне. Что случилось со мной – я не знаю. Небо бледное было в зловещем огне, И цветы что-то тихо шептали во сне, Мне казалось, что я умираю. Все исчезло кругом, я про все позабыл, Весь отдавшись предчувствиям странным. Мне казалось, что кто-то незримый меня охватил, Я дрожал, и безвольно, и жадно ловил Смысл намеков невнятных, туманных. Я ловил, умирая, я жадно внимал, И понял, о чем в странную ночь говорили цветы. О чем звезд хоровод мне шептал… Нету света кругом, нет напевов и слов, Есть лишь дикий Хаос, ужасающий Страх, Все одел их зловещий покров. Я люблю их, боюсь… но вызов готов В моих дерзких, безумных глазах. 26 января 1904, вечер Село Пирожково