Стихотворения

Джойс Джеймс

Страна, где трилистник на воле в поле! (Минутку, миледи, я вытру сопли.) А критика — мне не поставит преград она: Я печатал вирши Маунтени Маттона И пьесу его, где всякий твердит: «Недоделок», «дешевка» и «содомит», И комедию об апостоле Павле, О чем-то таком — не о женских ногах ли, — Сочинил ее Мур, он из джентов джент И живет на свой законный процент; Я печатал мистику — есть ли разница Между ней и поваренной книгой Казинса, — От них, говоря на родном языке, Пардон, изжога в прямой кишке; Я печатал фольклор, на Юге и Севере Собранный

Златоустейшей Грегори; Я печатал писавших важно и глупо, Я печатал Патрика чуть не Колумба; Я печатал великого Джоя Синга, Иже меж ангелов, как снежинка, В пижонской сорочке, которую слямзил Из чемодана с наклейкой «Маунзел». И вот наконец подвожу я итог На парне, одетом в австрийский желток, Который несет итальянские мерзости Джон-Уайзу Пауэру, О'Лири Кертису И о Дублине пишет такой позор, Что черный негр не возьмет в набор. Свиная отрыжка! Да разве я трону В печати памятник Веллингтону, Сидни-Парейд, Сэндимаунтский трамвай, Даунсовы лакомства, Уильямсов чай? Да будь я проклят хотя б за желанье Выдать ирландские наши названья! Удивительно только, что этот нахал Курчавой Лужи нигде не назвал. Миледи, печатный станок не намерен Порочить меня приютившую Эрин! Себе я не враг — уж который год Дела мои рыжий шотландец ведет: Шотландцы бедные — нынче даже У них нет Стюартов для продажи. Как китайский шелк, моя совесть легка, А душа снятого нежней молока. Колумб свидетель моей уступки — Я сотню скинул с него при покупке Его несчастного «Айриш ревью». Во как люблю я страну мою! А кто-то там к эмигрантским невзгодам Тащится поездом и пароходом — Так я, чтоб умерить людские страданья, Издаю нечитаемые расписанья; И крыльцо моей фирмы — место для встреч, Здесь ежевечерне играют в кетч Одна добродетельная девица И англичанин, чин из полиции, Так что приезжий слышит все слухи От грязной пьяной дублинской шлюхи. Кто там сказал: не противься злу? Я книгу его превращу в золу, И ссыплю прах в кривобокую урну, И каяться буду упрямо и бурно — Трещать, кряхтеть, пищать в песнопеньях, И все это стоя на тощих коленях, В Великий пост я подставлю сам Покаянный голый зад небесам И, слезами в печатне моей обливаясь, В ужаснейшем прегрешенье признаюсь. И метранпаж мой из Беннокбурна Окунет свою правую руку в урну И начертает у всех на виду Memento homoна голом заду.

Флашинг, сентябрь 1912

ECCE PUER

Of the dark past A child is born; With joy and grief My heart is torn. Calm in his cradle The living lies. May love and mercy Unclose his eyes! Young life is breathed On the glass; The world that was not Comes to pass. A child is sleeping: An old man gone. O, father forsaken, Forgive your son!

(February 1932)

ЕССЕ PUER [3]

Дитя

явилось В юдоль скорбей: Печаль и радость В душе моей. Он спит, не видя Склоненных нас. Любовь да внидет В глубь этих глаз! Тщедушной жизни Пар на стекле: Пришла, чтоб снова Пропасть во мгле.

3

Се дитя (лат.).

Младенец — в зыбке, В земле — мертвец. Простись и сына Прости, отец!

(Февраль 1932)

Стихи на случай (не опубликованные Джойсом)

SATIRE ON THE BROTHERS FAY

O, there are two brothers, the Fays, Who are excellent players of plays, And, needless to mention, all Most unconventional, Filling the world with amaze. But I angered these brothers, the Fays, Whose ways are conventional ways, For I lay in my urine While ladies so pure in White petticoats ravished my gaze.

(June 1904)

САТИРА НА БРАТЬЕВ ФЭЙ

Братья Фэй всем известны, не так ли? Они ставили чудо-спектакли, Голося во всю мочь: «Все условности — прочь!» Зритель ахал, и критики мякли. Мне же братья сказали: «Свинья!», Чуть нарушил условности я: Ползал пьяный в кулисах И в невинных актрисах Сеял трепет, бездарно блюя.

(Июнь 1904)

* * *

The flower I gave rejected lies. Sad is my lot for all to see. Humiliation burns my eyes. The Grace of God abandons me. As Alberic sweet love forswore The power of cursed gold to wield So you, who lusts for metal ore, Forswear me for a copperfield. Rejoice not yet in false bravado The pimpernel you flung away Shall torchlike burn your El Dorado. Vengeance is mine. I will repay.

(1902–1904?)

* * *

Цветок, что я тебе принес, Печаль, что каждому видна, И крупные улики слез — Весь этот стыд я пью до дна. Как Альберик любовь отдал, Страсть к золоту сильней ценя, Так ты за низменный металл, Не дрогнув, предала меня. Смотри же! Рдяный мой цветок, Отброшенный, как сор, как хлам, — Спалит ваш золотой чертог! Отмщенье мне — и аз воздам.