Стихотворения

Ершов Петр Павлович

5

Спит царица молодая Под вечернею прохладой, А у ног ее рабыни За узорным рукодельем Чуть-чуть слышными речами Говорят промеж собой. Чудны женские рассказы! Будто полночью глубокой На мысу одном высоком По три раза проходили Цвета белого собака И как уголь черный волк; С воем грызлись меж собою, И в последний раз собака Растерзала злого волка. Будто с той же ночи всюду Меж сибирскими лесами Чудным образом и видом Вдруг береза зацвела; Будто в полдень на востоке Облака являют город С полумесяцем на башне, И подует ветр с Урала, И снесет тот полумесяц, И навеет чудный знак; Будто в полночь вдруг заблещет Над могилами Искера Яркий свет звездой кровавой, И послышится стук сабель, И неведомый им говор, И какой-то страшный треск, Что-то будет с ханским царством! А недаром же татары Собираются к мечетям: Сердце чует про невзгоду, Тишина — предвестник бури: Где ж зачнется та гроза?

6

Всходит утро над Сузгуном. Вдруг к Сузге в высокий

терем Старшина седой приходит; Торопливо просит видеть Чрез рабынь свою царицу, Молвить важные ей вести, Слово нужное сказать. И царица призывает Старшину в свою светлицу, И волнистою фатою, Словно облаком летучим, Осторожно закрывает Полнолунное лицо. Вскоре входит старый воин. Скинув шапку меховую, Он честит Сузге поклоном. «Вести важные, царица! Здесь гонец царя Кучума, Сохрани его Алла! К нам от западной границы, От крутых верхов Урала, Без призыву, без прошенья, Вдруг пожаловали гости И пируют нашей кровью По сибирской всей земле. Царь Кучум гонцов отправил, Чтоб со всех сторон Сибири Для защиты, для отпора Собирались стар и молод; Чтобы все свои селенья Укрепляли в тот же час. И к тебе гонец, царица! Царь Кучум велит, не медля, Строить стены и бойницы, Делать валы и ограды, Снаряжать себя довольством, Рать осадную сбирать». — «А далеко ль эти гости?» — Старшину Сузге спросила. «А когда б стрела летела Час один с одною силой, Так к концу она упала б В их неверные шатры». И дает Сузге-царица Старшине тому седому Тихо умные приказы. И послушный старый воин Ей клянется головою Все исполнить, как велит.

7

Спеет дружная работа: С утра раннего до ночи Сто работников послушных Носят камни, возят бревна, Роют рвы и сыплют валы — Укрепляют царский холм. Вот проходят две недели, И Сузге веселый терем Смотрит грозною твердыней: Обнесен вокруг стенами, Обведен высоким валом, Окружен глубоким рвом.. Две бойницы подле ската, И одна из них — на запад, Где Иртыш шумит волнами. А другая — на восток, Там, где стелется равнина Бесконечной полосою. И с бойниц тех непрестанно Смотрят в даль сторожевые И при каждом появленье Незнакомых лиц в равнине Вызывают громким криком На бойницы весь отряд. И гонец, два раза в сутки, Скачет шибко за вестями От Сузгуна до Искера — Но обратно с каждым разом Всё нерадостные вести Он привозит от царя.

8

Раз, вечернею порою, В те часы, когда молитву Правоверные свершали, А Сузге в своей светлице Думу думала — нежданно Быстро входит воин к ней. Грозен вид его сердитый; Лоб наморщен, губы гневом Сведены; глаза сверкают. Ни поклона, ни привета Он не делает царице И не смотрит на нее. «Брат!» — царица восклицает, И встает поспешно с места, И сжимает брату руки. «Или новое несчастье Нас постигло? Что ж? Не медли! Все ли кончено? Скажи!» Молчалив и гневен воин. «Что с Кучумом? Что с народом? — Вновь царица начинает. Или бог совсем оставил Правоверных?.. Иль пришельцы Посягнули на царя?» Вздох страданья, вздох тяжелый — Был ответ Махмета-Кула [25] . Вдруг сорвал свою он саблю, Бросил об пол в сильном гневе И, закрыв лицо руками, — «Все погибло! — простонал. — Пришлецы теперь пируют В нашем городе Искере; Наше войско — куча трупов; Сам Кучум бежал поспешно, Бросив все свои богатства… Гибель царства решена!..» Долго длилося молчанье Между братом и сестрою. Вдруг из ясных глаз царицы Слезы градом покатились: «Мой супруг! мой повелитель!» — Громко вскрикнула она.

25

Махмет-Кул (Мамет-Кул) — по Ремезовской летописи, сибирский царевич, сын царя Кучума (иногда называется его братом); у Ершова Махмет-Кул — брат Сузге.

9

Ходит скорыми шагами Брат царицы по палатам, Гнев, печаль его терзают; А царица молодая Неподвижно, молчаливо На ковре своем сидит. Вдруг Махмет остановился Пред сестрой и грустно молвил: «Мне с тобой сегодня ж должно Разлучиться — пусть погибну, Если рок велит мне гибнуть! Да, сестра! Сегодня ж ночью Я прощусь с тобой. Не бойся! Без меня тебя не тронут. Я о жизни не жалею: Смерть моя спасет тебя. Подожди! Но если след мой У тебя наш враг откроет, Все пропало! Я знаком им, Я встречался с ними в битвах: Сам Кучум не так им страшен, Как твой юный брат Махмет». «Все ль? Теперь меня послушай. — Речь царица начинает: — Если бог велел погибнуть Всей Сибири, пусть погибнет; Но пускай и враг наш, русский, Гибель с нами разделит. Иль не стало больше средства? Иль на всей земле сибирской Нет уж боле человека? Царь бежал: будь ты царь нынче, Вороти свое владенье, Завоюй себе Сибирь! Слушай — хитрость лучше силы: Распусти меж русских вести, Что сидишь ты здесь, в Сузгуне; И когда наш враг обложит Это место, ты немедля Собирай свои дружины. Будь спокоен! Я сумею Продержать их под стенами Столько времени, сколь нужно, Чтоб тебе собраться с силой. Тут нагрянь на них отважно — И Алла — помощник твой!» Речь окончила царица. На лице Махмета-Кула Луч блеснул отрадной мысли. Нежно обнял он царицу. «Да исполнится!», — сказал он И поспешно вышел вон.

10

Царь Кучум в степях горюет О своем богатом царстве; А в больших его палатах Казаки сидят за чарой, Поминают Русь святую И московского царя. Впереди сидит начальник И большой их воевода, Первый в бое и в советах, Тот Ермак ли Тимофеич. Редко к чаре он коснется И среди веселья крепко Думу думает свою. Справа

грозный воевода, Атаман Кольцо отважный, Буйну голову повесив; Слева, весел и разгулен, С полной чарою глубокой, Атаман Гроза сидит. На другом конце пируют Три другие атамана: Мещеряк, Михайлов с Паном [26] . За палатами ж Кучума На дворе большом гуляют Удалые казаки. Светлый день идет на вечер, А казацкий пир к исходу… Вдруг большой их воевода, Тот Ермак ли Тимофеич, Выпив чашу едным духом, Быстро встал из-за стола. «Нет, товарищи! — сказал он, — Рано нам еще на отдых; Наше дело зачатое Довершить сперва надлежит: Мы Искер один лишь взяли — Остается взять Сибирь. К нам дошли худые вести: Говорят, что царский шурин Не бежал с царем Кучумом, Что сидит теперь в Сузгуне, Что тайком сбирает войско, Чтоб Искер у нас отнять. Завтра с богом за работу! Ты, Гроза, пойдешь к Сузгуну Со своею всей дружиной, И уж волей, иль неволей, А возьми Махмета-Кула; Только помни благость бога, Не губи напрасно всех. Ты, Кольцо, сиди в Искере, Береги его для Руси; Сам же я пойду с другими На царя того Сейдяка [27] . Надо кончить поскорее: Ведь зима не за горою». Речь Ермак свою окончил, Встали тихо атаманы. «Гой, Ермак наш Тимофеич! — Громко все они вскричали. — Ты приказывать нам можешь, Мы — послушники твои!»

26

Кольцо, Гроза, Мещеряк, Михайлов, Пан — сподвижники Ермака, казачьи атаманы.

27

Сейдяк Бекбулатов — военачальник Кучума, внук сибирского князя Казыя.

11

На другой день все казаки До зари еще вставали, Сабли, ружья вычищали, Собиралися на площадь, И в порядке — чином к чину — Становилися в ряды. Вот выходит воевода, Тот Ермак ли Тимофеич С атаманами своими; Низко кланяется войску, И подходит он под знамя, И дает молитве знак. И послушно вся дружина, За вождем склонив колена, В тишине благоговейной Молит господа и бога О победе над врагами, Не долга — сильна молитва! Вскоре встали все казаки, Сабли наголо и дружно Громким голосом вскричали: «С нами божеская сила И угодник Николай!» Вот Ермак ряды обходит, Поименно называет Всех десятников и старших, Славу Дона поминает, И богатую добычу, И прощение царя. [28] «Гой, товарищи и братцы, Вы, казаки удалые! Лучше честно нам погибнуть, Чем позорною кончиной На постыдной сгибнуть плахе И проклятье заслужить». Шумно тронулись казаки… То не лебеди, не снеги — То их парусы белеют; То не песни соловьины — То их русские напевы. Гой, вы, братцы! добрый путь!

28

«Славу Дона поминает… И прощение царя». — Считается, что Ермак был донским казаком, разбойничал на Волге и начал поход на Сибирь, спасаясь от гнева Ивана Грозного. После взятия сибирских городков отправил атамана Кольцо послом в Москву.

12

Не в полудне, не в полночи Крик орла в выси раздался, А вечернею порою Крикнул воин на бойнице, Той бойнице ли Сузгунской, Где синеется Иртыш. То не пчелы вылетают Из улья с своей царицей, То татары выбегают С старшиной своим отважным На высокие на стены Грозной крепости Сузге. Вот являются в равнине Люди храбрые — казаки, Впереди их — воевода. «Ай-да крепость!» — тихо молвит. «Ай-да крепость!» — повторяют Все казаки про себя. «Гой, татары и уланы [29] ! — Крикнул громко воевода. — Коль живыми быть хотите, Сдайте нам свою ограду; Коль погибнуть вы хотите, Не сдавайте нам ее!» — «Гой, неверный воевода! Прежде солнце почернеет, Прежде наш Иртыш великий Потечет назад к истоку, Чем сдадим мы вам ограду», — Так со стен своих высоких Отвечает старшина.

29

Уланы — члены одной из линия ханской фамилии, служившие в ханской охране.

13

День седьмой уже проходит; Утомилися казаки; Утомилися татары. «Стыд, когда, не взяв, отступим!» — «Стыд, когда сдадим ограду!» Вновь напор и вновь отпор. Наконец, Гроза, с согласья Всех десятников и старших, Пишет грамоту и просьбу К Ермаку такою речью: «Две недели уж проходят, А мы все еще не можем Взять Сузгуна на мечи. Да и что это за крепость! Да и что это за люди! Хоть Махмета не видали, Но по этому упорству Думу думаем такую, Что он верно тут сидит. Ждем приказа войскового — Что нам делать. Если снова Ты велишь держать в осаде Эту крепость, то мы просим К нам людей прислать побольше: Малым крепости не взять. Вот когда бы в чистом поле Нам схватиться привелося, — Это дело бы другое. А стена покрепче груди, Хоть и то мечи порядком Мы сточили об нее».

14

Снова тянется осада. Двое суток так проходят, А на третьи, темной ночью, От Махметова улана В крепость брошена с известьем Быстропёрая стрела. «Бог совсем татар оставил! — Так известье начинает. — Три дня ровно, как случилась Сеча с русскими большая; Нами правил брат твой храбрый, Ими властвовал Ермак. Семь часов та сеча длилась, А в осьмой — твой брат, царица, Ранен меткою пищалью [30] . Без главы осталось войско. Те побиты, те бежали, А Махмет-Кул взят в полон». Нет речей в устах царицы! Нет слезы в глазах несчастной! А меж тем, как черны тучи, Думы тяжкие проходят, Женский ум ее тревожат, Точат сердце, давят грудь. О, Сузге, краса-царица! И последняя надежда На великого Махмета Вдруг потеряна! Он пленник! Царь Кучум — в степях, далеко! Что ты ждешь еще себе?

30

Пищаль — старинное русское тяжелое ружье.