Стихотворения

Браун Николай Леопольдович

1956

Ленинградская гравюра

День — как на дереве гравюра, Где ярок свет и тень резка, Где льдом покрытая, как шкурой, В граниты врезана река. В садах деревья, словно смерчи, Застыли в инее седом, И в купол неба смело вчерчен Рукой искусной каждый дом. Пронзает воздух луч веселый — И каждый штрих горит ясней, И клочья снега, будто седла, На спинах клодтовских коней. И Невский, длинной панорамой Развертываясь прямиком, Летит к Неве и ввысь упрямо Взлетает золотым штыком. Сработал мастер нелукавый Весь этот взлет, и тень, и свет, Все, что не меркнет в лаврах славы, Не увядает сотни лет.

1960

«Конопляники.

Клевер. Полынь…»

Конопляники. Клевер. Полынь. Край, что с детства вошел в мое слово, Ты меня не забудь, не отринь, Не суди меня слишком сурово. Ты, как в детстве, повей надо мной Той веселой березовой рощей, Ты дохни мне опушкой лесной, Где черемуху ветер полощет. Материнскую ласку верни, Прошуми на рассвете хлебами, Родником под горой прозвени, Затеряйся в хлебах за холмами. Тихим словом, что шепчет не раз Материнское сердце в разлуке, Вспомяни меня в трудный мой час, Протяни мне родимые руки. Сколько лет от тебя я вдали, От твоей первородной теплыни!.. Мне бы горсточку тульской земли, Мне бы веточку тульской полыни!

1960

Кукушка

Зозуля… Зязюлька… Кукушка… Так ласковы все имена! О чем же грустишь ты, подружка? Взгляни, как бушует весна, Как весело плещет ручьями, Зеленым разливом берез, Как бьет золотыми лучами Сквозь брызги серебряных рос! По всей неоглядной России, В каком-нибудь сонном леску, В рассветной бестрепетной сини Вдруг дальнее дрогнет «ку-ку!» Зарей еще спится и снится: В былой отшумевшей дали Гадает, горюет зегзица Над судьбами русской земли. И горестный возглас кукушки Звучит отголоском судьбы Забытой в веках деревушки, Соломою крытой избы, И древним Путивлем, и блеском Рассветных над Русью лучей, И копий, ломаемых с треском, И скрежетом синих мечей. «Ку-ку!» — и охватит прохладой, И, в прятки играя, зовет, И так одаряет отрадой, Что сердце вот-вот разорвет От счастья, которому сбыться… Кукуй же, судьбы не тая, Зозуля, зязюлька, зегзица, Бессмертная юность моя!

1960

Живопись

От низин до звездной выси, Все, что видеть мне дано, Я хочу, как живописец, Положить на полотно. Но не кистью и не краской, Не палитрой в сто цветов, А упрямой, трудной, властной, Всемогущей силой слов. Я ищу их дни и ночи, Я ищу не те слова, Что ложатся вдоль обочин, Словно мертвая листва. Пусть лежат! Мне их не надо! Отыскать бы мне тона, Чтобы всей земли отрада В них была отражена: Ливни света, Краски неба, Плеск ручья, В ромашках луг, Добрый дух ржаного хлеба, Сердца трепетного стук. Чтобы краски под руками Сами пели, Сами шли, Чтобы смелыми мазками На полотнах зацвели, Чтоб палящий и студеный, Грозовой, Цветной, Земной, Как бы заново рожденный, Мир сиял передо мной.

1961

Март

Иду в страну лучистую По имени Весна, Туда, где Март бесчинствует, Воспрянув ото сна, Туда, где шубу снежную Он сбрасывает с плеч, Чтоб к солнцу грудью вешнею, Земною грудью лечь, Где так ликуют зяблики, Где, разрубив снега, Ручьи кривыми саблями Врезаются в луга, Где над любой проталинкой Еще витает пар, Где в каждой капле маленькой Дрожит весны пожар. Иду в страну сверкания Ручьев, и зорь, и звезд, Иду в страну Искания, В поселок птичьих гнезд, Иду, отбросив трудности, Развеяв тени сна, В страну бессмертной юности — По имени Весна.

1961

Космонавт уснул…

Космонавт уснул среди вселенной В бешено летящем корабле, Все земли тревоги, все, что тленно, Где-то там оставив, на земле. И уже свободный, невесомый, Озаренный славой на века, Космонавт

уснул совсем как дома… Мимо мчалась звездная река. А вдали, знакомая до боли, Будто пылью звездною пыля, В голубом качаясь ореоле, Шла планета гордая Земля! Шла, сверкая, в черном океане, А на ней, земной отбросив сон, Вслушивались трепетно земляне: Вот уснул, вот спит, вот дышит он… Вот оно — его сердцебиенье, Кровь его земная, словно гром, Оглашая звездные владенья, Мерно бьет в пространстве мировом. Бурею летящий по орбите, Спит, как пахарь наших мирных нив, Спит, как настоящий небожитель, Звезды в изголовье положив. Просто спит, как человек усталый, Утвердивший праведную власть. Лишь Земля не спит, как мать, бывало, К изголовью сына наклонясь.

1961

«Нас не сможет ничто никогда разлучить…»

Нас не сможет ничто никогда разлучить, Навсегда разобщить, к жизни врозь приучить. Как же так? Врозь шагать, врозь дышать? Как же врозь, Если все в нашей сути корнями сплелось? Разлучить — разорвать, разломать, разрубить — Все равно что убить, все равно что не быть! Если это стена, разводящая врозь, — Жажда видеть пройдет эту стену насквозь. Если даль расстояний, дорог разворот — Жажда слышать услышит твой голос, найдет. Если ночь, если мрак, если скопище туч — Все прорежет любви несгорающий луч. Никакая страда, никакая беда Не затмит, не убьет этот луч никогда!

1961

«Может быть, потому…»

Может быть, потому, что я в детстве ходил босиком По траве, по весенней меже, по осеннему жнивью, Прикасался щекою к дубам, и к березам, и к вязам, И руками кору их шершавую гладил, И смотрел, как на чудо, на вспыхнувший первый подснежник, Словно музыку, слушал и шорох листвы, и ручья лепетанье, Кукованье кукушки и перепелов перекличку, — Может быть, потому и сейчас не как гость я вступаю в природу, «Здравствуй!» — шепчут мне сосенки. «Здравствуйте!» — я отвечаю. Со степенною елью веду разговор я степенный, Понимаю язык тростника, ручейка и рябины, Будто сам становлюсь тростником, ручейком и рябиной. И стремительной ласточкой, режущей крыльями небо, И скворцом, что дает позывные с высокой скворешни. Может быть, потому и весной молодею, старею под осень, На рассветной заре веселюсь и грущу на закате, И молчанью учусь у безмолвия звездных ночей, И учусь красоте у цветка, что незримым художником создан. Я с природою слит, словно капля с волной в океане, Но и капле дана первозданная жажда полета, Чтоб, взлетев над волной, отразить глубину океана.

1962

«Мой мозг работает…»

Мой мозг работает. Мой мозг Вбирает все в себя, как воск: Журчанье струй, Круженье троп, Деревья, вросшие в сугроб, Полет пылинок, Бег планет, И ночи мрак, И полдня свет. Но он не слепок восковой, Не слиток мертвый — он живой: Он может мыслью луч разъять, В турбину молнию вобрать, Огонь души вдохнуть в слова, Услышать, как растет трава. Он, вечно юн и вечно нов, С извечных тайн сорвать покров Спешит… Работает мой мозг, Чтоб мир податлив стал, как воск.

1962

«Я все немею перед красотой…»

Я все немею перед красотой, Я замираю перед высотой, Я радуюсь лесному ручейку, Где в брызгах смеха — искорки слезы, Я руки простираю к ветерку, Предвестнику живительной грозы. Я открываю утро, словно дверь В неведомое, полное чудес. Бери его, любою мерой мерь, Прикинь его на цвет, на вкус, на вес, — Оно безмерно. Вечной новизной Оно всю жизнь горит передо мной. Я все никак привыкнуть не могу Ни к снегирям на розовом снегу, Ни к шороху капели по весне, Ни к первым ядрам грома в вышине. И все грущу от песенки простой, И все немею перед красотой.